— Надеюсь, вы не станете на меня нападать? — осторожно спросила Эльга, готовясь в случае неадекватной реакции улитки вскочить на ноги и дать деру.
— Эээ… нет. Пожалуй, нет, — задумчиво ответила улитка. — Ты меня не интересуешь.
— Спасибо.
— Кроме того, я не настолько глупа, чтобы отбирать добычу у Похитителя Имен.
— Кто это? — тихо спросила Эльга.
— Хмм. Я полагала, ты знаешь.
— Черная лошадь, которая привезла меня сюда, сказала, что кто-то отнял у нее имя и приказал похитить меня…
— Вот-вот.
— Кто это? — помолчав, повторила Эльга. — Что ему от меня нужно?
— Что ему нужно? — хмыкнула улитка. — Если бы я знала, чего хотят и в чем нуждаются такие, как Похититель Имен, ты думаешь, я бы тут ползала?
— Ему нужен мой тэнгам? — подумав, предположила Эльга.
— Возможно.
Несколько секунд Эльга подавленно молчала.
— Но ведь я ничего ему не сделала!.. — пожаловалась она.
— Возможно.
— Возможно?! Да я даже не знаю, кто такой этот…
— Послушай, меня все это не интересует. Ни ты, ни Похититель Имен. Выясняйте свои отношения сами, а меня оставьте в покое.
— А вы случайно не знаете, как выбраться из этого мира?
— Все зависит от того, куда ты хочешь попасть, заметила улитка.
— В Кельрион. В мир, где живут люди.
— Ууу… — потянула улитка. — Нет, тут я тебе ничем помочь не смогу. Мне самой было обещано, что если я проведу шестьсот лет в медитации, то смогу переродиться в Кельрионе в каком-нибудь приличном облике. Пока прошло только двести лет.
Эльга почувствовала себя неловко.
— Я вас не слишком сильно отвлекаю своими вопросами?
— Эээ… нет. Эта болтовня не может потревожить мое озеро внутреннего спокойствия.
— А кто вам сказал, что через шестьсот лет вы сможете родиться в Кельрионе?
— Пленник.
— Какой пленник?
— Местная достопримечательность. Он вмурован в хрусталь тут неподалеку. Иногда дает дельные советы. Раз в сто-двести лет я захожу к нему поболтать.
— Кто его пленил? Похититель Имен?
— Не знаю. Вряд ли это сделал Похититель. Пленник стоял тут задолго до его появления.
Несколько минут они молчали. Эльга Думала как ей быть и куда идти. Улитка преодолела за это время расстояние в десять дюймов.
— Должны же быть какие-то другие способы выбраться отсюда, кроме шестисотлетней медитации! в конце концов воскликнула девушка.
— Возможно, — меланхолично откликнулась улитка.
— Мой Советник сказал, что дорога появится тогда, когда я ее найду. Вы не знаете, где стоит начать поиски?
— Полагаю, там, где она ДОЛЖНА появиться, — резонно заметила улитка.
— И где находится это место?
— Тебе лучше знать.
— Не знаю… — задумчиво произнесла Эльга после длинной паузы. — Возможно, ее надо как-то почувствовать. Матушка Марго учила меня чувствовать живое… и Уилар тоже, незадолго до того, как я попала сюда, рассказывал, что мы связаны с миром в единое целое… Я пытаюсь почувствовать, но у меня ничего не получается.
Подумав, улитка сообщила:
— После меня… эээ… остается такой влажный след на камнях, видишь?.
— Да.
— Возьми немного этой слизи и помажь себе виски и лоб. Некоторые твои чувства усилятся, другие ослабнут. Может быть, что-нибудь полезное из этого и выйдет. Но я ничего не могу тебе гарантировать.
Эльга протянула руку к камню позади улитки.
Пальцы прикоснулись к чему-то скользкому.
— Как ты думаешь, мне это не повредит? — поинтересовалась она у Советника.
— Смотря что ты собираешься с этим делать.
— И как это может повредить?
— Если ты лизнешь руку, скорее всею, паук взбесится и укусит тебя за язык — сообщил Советник. — Тогда ты, вероятно, умрешь.
— Я не собираюсь есть эту гадость. Если я помажу лоб и виски, что произойдет?
— Ты изменишься.
Эльга задумчиво посмотрела на слизь. Решила уточнить у улитки еще одну деталь.
— Скажите, а… — Эльга запнулась. Улитки нигде не было видно. Не было и влажного следа на камнях. Единственным свидетельством того, что вся беседа с гигантской улиткой произошла на самом деле, была подсыхающая слизь на кончиках Эльгиных пальцев.
Девушка отошла от края ущелья, еще раз задумчиво посмотрела на правую руку и решительно растерла мазь сначала на висках, затем — на лбу.
По началу ничего не происходило. Эльга терпеливо стояла на месте, прислушиваясь к своим ощущениям. Слизь холодила виски и лоб. Со временем это ощущение не проходило, а, наоборот, усиливалось. Чем больше слизь высыхала, тем холоднее становилась. Через минуту холод стал нестерпимым, обжигающим. Эльга подняла руку к лицу… и осознала, что не может этого сделать. Ее суставы теперь были устроены иначе. Кожа под воздействием холода сворачивалась, трескалась и превращалась в чешуйки. Мир завертелся, как калейдоскоп, стоило Эльге немного повернуть голову. Ее глаза, расположенные по бокам вытянувшейся головы, стали значительно больше и двигались независимо друг от друга. Расправив прозрачные крылья, она взлетела, оттолкнувшись от земли мощными задними лапами. Передние конечности, обе пары, она расслабила и выставила перед собой — чтобы, пружинив, можно было опереться на них при приземлении.
Совершив несколько затяжных прыжков, Эльга ненадолго остановилась у края ущелья. Даже в своем нынешнем состоянии она отнюдь не была уверена, что сможет перелететь через него. Но что-то неудержимо влекло ее на ту сторону. Встав на самый край, она прижалась к земле и мощным толчком задних лап бросила свое тело в полет. Не было ни страха, ни каких-либо других эмоций — насекомоподобному существу, которым стала Эльга, подобные состояния сознания были попросту недоступны. Уже в воздухе она развернула крылья и, мелко вибрируя ими, поплыла к противоположному краю.
Вскоре стало ясно, что до края она все-таки не долетит. Она неудержимо теряла высоту, инерция прыжка неуклонно слабела, и если бы не крылья, которыми она поддерживала себя в воздухе, ее плавное скольжение вниз по вытянутой дуге превратилось бы в вертикальное падение.
Человека это могло бы привести в отчаянье, но существу, которым стала Эльга, были неведомы подобные состояния духа. С бесстрастным упорством она продолжала стремиться к своей цели. Уже край ущелья исчез где-то высоко в небе, уже с бешеной скоростью уносились вверх фрагменты стены — выступы, трещины, какие-то пучки трав, выщерблины и подтеки, — сливаясь перед глазами Эльги в пляшущую мозаику, а она продолжала, сколь могла, держаться в воздухе.