«Это люди», — вдруг подумала Эльга. Одновременно с этой мыслью вернулось обычное восприятие мира. Но и другое, необычное, еще не исчезло окончательно. Два способа виденья мира наложились друг на друга, вызвав состояние, близкое к эйфории — несмотря на весь ужас того, что происходило вокруг нее. Внезапно она осознала, что ее «второе» восприятие не является чем-то, что она обрела только что. Она всегда видела мир таким, как сейчас, и всегда забывала о том, что видит. И если бы не магия Сезата, растянувшая время, эта секунда прошла бы для нее, как прошли тысячи других, когда она одновременно и видела, и забывала то, что видит. Но сейчас синхронность этих процессов была нарушена. Забудет ли она о том, что видела, когда «растянутое время» исчерпает себя? Эльга надеялась, что нет.
Сезат Сеот-ко между тем подходил к концу своего певучего Проклятья. Эльга видела, как медленно-медленно ползет вверх рука Айлиса Джельсальтара, как зарождается в его ладони ослепительный огонь. Герцог и Мастер Проклятий смотрели друг на друга так, словно стояли напротив, словно не были разделены разгромленным залом, заполненным окаменевшими людьми. Эльга видела, как чуть сузились глаза Сезата: он понял, что не сумеет избежать удара. Он и сам, запуская в действие Проклятье, не мог преступить законов «растянутого времени». Время формировалось вокруг яджуса, и Мастер Проклятий подчинялся его законам так же, как и любой другой человек. Он видел смерть, готовую вот-вот сорваться с руки Джельсальтара, но не мог отступить и на шаг, чтобы избежать ее.
В тот же миг, когда Сезат замолк, ослепительная молния вылетела из правой руки герцога. Сезат не успел отпрыгнуть в сторону, не успел даже повернуться, но Эльге показалось, что она заметила, как дернулись кончики его губ. Видя надвигающуюся смерть, что он мог сделать, чтобы сыграть свою великолепную роль до конца? Только улыбнуться.
В чем заключалось его Проклятье? Кто знает? В отличие от сопровождающего Проклятье эффекта «растянутого времени», сам яджус редко бывал «зрелищным». Во многих случаях Проклятье растягивалось на длительный период времени. Если Мастер хотел убить обычного человека, он просто желал ему смерти. Как правило, этого хватало, чтобы остановить сердце или вызвать апокалипсический удар. Но если Мастер противостоял какой-нибудь неординарной личности, с которой подобные трюки сработать не могли — например, другому магу, — то первым делом он лишал этого мага его удачи.
Одновременно с молнией, настигшей Сезата, закончил свои путь и клинок, брошенный Джейсом ан Пральметом. Клинок вошел в плечо герцога. Сила удара была такова, что он неизбежно упал бы, не окажись Позади него кресло. Рыча — голова у него уже была почти волчья — Джейс бросился к врагу. Айлис успел поднять правую руку. В шаге от трона оборотень умер. На этот раз были не молнии и не ветер, а что-то иное: Джейса высветило насквозь, стал виден весь его скелет, хотя почему-то черного цвета. Свет погас, оборотень застыл, а затем стал заваливаться на спину. Ударившись об пол, он рассыпался в мельчайшую пыль — заклятье Айлиса выжгло его кровь, превратило его мясо в пепел, а кости — в угли.
Но это был последний, кто погиб от руки Джельсальтара. Те, кто бросился к трону вместе с ан Пральметом, наконец добрались до предателя. Картина, которую увидела Эльга, была чудовищной — живого человека буквально за несколько секунд растерзали на части.
Между тем это было только начало.
Пока длилось сражение с Джельсальтаром, вторая волна нападающих докатилась до дверей зала. Несколько человек, пытавшихся выбраться из воцарившегося в зале ада, были зарублены в коридоре. Когда шээлиты, сопровождаемы: рыцарями Джельсальтара, ворвались в зал во второй раз, перед ними не оказалось почти никого, способного оказать мало-мальски действенное сопротивление. Началась резня.
Первым камушком, о который разбилась вторая волна нападавших, стал Уилар Бергон. Магия ему помочь не могла — если объединенные усилия колдунов и были способны превозмочь божественную ауру, окружавшую шээлитов, — то в одиночку не стоило и пытаться. Поэтому Скайлагга превратилась в меч и была использована в этом качестве.
Почти все рыцари и шээлиты были опытными, умелыми воинами. Но с той же легкостью, с какой они избивали мечущуюся толпу, их самих убивал чернокнижник — человек, чей Дар сознательно был ориентирован на смерть и разрушение. Он двигался слишком быстро для обычного человека — неимоверно быстро. Невозможно было уследить за тем, как летает Скайлагга в его руках. Короткая пауза, за которой следует стремительный рывок, фигура чернокнижника будто размазывается в воздухе — затем новая пауза, чье-то тело оседает на пол, какую-то долю секунды Уилар вновь совершенно неподвижен: темное изваяние с окровавленным клинком в руках. Его взгляд спокоен и незамутнен, как у младенца, тело не напряжено, кажется даже расслабленным, но на деле оно расслаблено не более чем камень, небо или вода. Он кажется безразличным, потому что сейчас для него не существует всех этих людей, есть только пульсирующее безмолвие, окружающее его извне и изнутри, нераздельно слитое с самой его сутью. Он ни на кого не смотрит, но видит — всех. Он не полагается на союзников и не ненавидит врагов. Его нельзя остановить иначе, чем отрубив все четыре конечности. Численность врагов его не волнует. Его не волнует вопрос, достижима ли победа. Такие слова, как «победа» и «поражение», «жизнь» и «смерть», — что они означают? Он забыл об этом.
…после того как молния убила Сезата, Эльга едва не была убита сама — но не от магии Джельсальтара и не от рук ворвавшихся в зал шээлитов. Ее едва не раздавила обезумевшая толпа, метавшаяся по залу. Поразительно, с какой скоростью сообщество даже самых мудрых, степенных людей может превратиться в стадо диких животных. Эльгу сбили с ног и едва не растоптали. Ей удалось спастись, забравшись под какое-то большое кресло. Она легла на пол, сжалась калачиком и но врывающимся в ее уши воплям пыталась понять, что происходит вокруг…
— Доберись до стены, — подсказал Советник. — Там меньше людей. Сможешь встать.
Эльга с сомнением посмотрела направо, но в конце концов поползла в ту сторону. Вылезла из-под последней скамьи — и почти сразу снова была сбита с ног. Какая-то толстая женщина споткнулась об нее и упала на пол. Она что-то сипела и барахталась, как рыба, выброшенная на песок. Отчаянно выбираясь из-под нее, Эльга случайно положила руку ей на спину — и почувствовала, как рука погружается во что-то липкое и влажное. Толстуха задрожала и затихла. Эльга едва удержалась, чтобы не завизжать…
Вдруг она ощутила, как чьи-то руки поднимают ее и ставят на ноги. Оглянулась. Эрбаст Ринолье казался карикатурой на того почтенного, уверенного в себе ученого человека, с которым два дня назад познакомилась Эльга. Он был бледен как полотно и совершенно ошеломлен, сбит с толку. Он что-то говорил, но из-за наполнявших воздух воплей, криков, визгом, топота, звона мечей, проклятий и прочих звуков Эльга не смогла разобрать ни слова.
Эрбаст наклонился к ее уху и, путая слова и мысли, закричал:
— Надо уходить!.. О Боже, Боже!.. Туда!.. Господи, за что?! Скорее!!! — Он вытянул руку, показывая куда-то за спину Эльги. Затем, сообразив, что сейчас бесполезно что-либо объяснять, попросту схватил ее в охапку и потащил за собой.