Так близко от его магии она не могла ему не ответить. Слишком долго она жила без прикосновений сидхе. Такую жажду не утолить за одну ночь, и нескольких касаний магии недостаточно. Такой голод много сильнее.
Ее магия выплеснулась золотистой вспышкой, отбелила ее волосы, заставила их разметаться по воздуху. Холод стоял к ней так близко, что их сила перемешивалась, золото и серебро сплавлялись воедино между их телами. От божественности здесь не было ничего, просто сила сидхе.
Я смотрела на них и думала, что понимаю своих предков-людей, считавших сидхе богами. В наше время их, наверное, приняли бы за ангелов – а может, за пришельцев с Марса. Я смотрела на их сияние и даже сквозь сияющий ореол различала откровенное желание на лице Мэви. А на лице Холода было только удовлетворение.
Он наклонился, прижавшись к ней сияющими губами. Поцелуй был вполне целомудренным – физически, – но магия ударила в Мэви копьем серебряного света. Длинный луч силы едва ли не рассек пополам золотистое сияние. На миг оно потемнело в центре – вспыхнуло как настоящий костер, красным и оранжевым. Но Холод тут же отстранился, шагнул назад, оставив ее сиять в одиночестве.
– Ты мне не отказала бы. Даже сейчас, когда воспоминание о Шалфее грызет твою душу.
Его магия схлынула, оставив ему его обычную бледную красоту, но уже не победительное сияние.
Магия Мэви чуть поблекла, когда она ответила:
– Я могла бы взять в постель кого-то из малых фейри в любой день из прошедшего века. Изгнанника, такого же, как я. Я этого не делала, потому что надеялась, что однажды двор узнает об измене Тараниса, и я вернусь, когда он умрет. Любовников-людей мне бы простили, благие всегда любили развлечься с людьми под покровом тьмы. Но до малых фейри опускаться нельзя – если хочешь сохранить репутацию при Высшем Дворе фейри.
– Есть и другой Высший Двор, – напомнил Холод.
Она качнула головой:
– Нет. Для меня – нет.
На это головой покачал он:
– У нас такие высказывания в ушах навязнут во время визита к Благому Двору.
– Ты многое забыл, Холод. Мои соплеменники способны и не на такие высказывания.
Страж вздохнул:
– Я помню даже слишком хорошо, Мэви. – Он погрустнел на миг. – Не хочу туда возвращаться и видеть, как они посматривают на нас свысока.
– Ну так останься здесь, со мной. – Она повернулась ко мне: – Не езди туда, Мерри. Таранис не просто так хочет, чтобы ты приехала. Он ничего не делает просто так, а его мотивы вряд ли тебе понравятся.
– Знаю, – сказала я.
Она сжала руки в кулаки:
– Так зачем тогда едешь?
– Затем, что она будет королевой Неблагого Двора, а начинать царствование с демонстрации страха перед Таранисом недопустимо, – ответил появившийся в дверях Дойл.
– Но вы и вправду боитесь Тараниса, – сказала Мэви. – Все его боятся.
Дойл пожал плечами. На нем были заправленные в сапоги до колена черные джинсы, черная футболка и черная кожаная куртка. Даже пряжка на ремне была черная. Только украшавшие острые уши сережки были серебряные, а в мочках – по крупному бриллианту.
– Боимся или нет, а на лицах должна быть только храбрость.
– И ради этого стоит умереть? Стоит дать убить Мерри? – Она довольно театральным жестом указала на меня. Ну, в конце концов, она актриса. Впрочем, сидхе любят позу даже без профессиональной подготовки.
– Королева Андаис убьет его, если он убьет Мерри.
– Он выпустил Безымянное только чтобы убить меня и сохранить свой секрет. Ты правда думаешь, что его остановит угроза войны между дворами?
– Я не говорил о войне, Мэви.
– Ты сказал, что королева убьет Тараниса, это означает войну.
Дойл покачал головой.
– Я думаю, что в случае убийства наследницы Андаис сделает одно из двух: либо вызовет его на личный поединок, чего Таранис не захочет, либо пошлет к нему убийцу тайно.
– То есть Тараниса убьешь ты, – расшифровала Мэви.
– Я больше не Мрак королевы. – Дойл подошел ко мне. – Я слышал, у ее гвардии новый капитан.
– Кто? – спросил Холод.
– Мистраль.
– Громовержец... Но он давно в опале.
Дойл кивнул.
– И все же теперь он ее первый рыцарь.
– Он не убийца, и действовать тайно он не способен. Он приходит с ветром и свистом, как его тезка, – с явным пренебрежением заметил Холод.
– Зато Шепот способен, – сказал Дойл.
Холод удивился и замолчал, Мэви нахмурилась:
– Мне эти имена не знакомы.
– От былой их славы мало что осталось, – сказал Дойл. – Теперь они носят эти имена.
– Шепот, – повторил Холод. – Я думал, он потерял рассудок.
– Я тоже это слышал.
Мистраля я помнила. Он был как раз такой, каких королева терпеть не могла, – шумный, самодовольный, легко вспыхивающий и злопамятный. Настоящий буян, но слишком могущественный, чтобы отказать ему в просьбе принять к темному двору после того, как его выкинули из золотого. Королева никогда не отказывала в приеме могущественным, но любила их не слишком и даже использовала нечасто. Она умела устроить так, чтобы они сидели в дальнем углу и не лезли на глаза.
Мистраль был в опале всю мою жизнь, так что я с трудом припоминала его лицо и не была уверена, довелось ли нам хоть раз говорить. Отец считал его глупцом.
– Не припомню стража по имени Шепот, – сказала я.
– Когда-то он не угодил королеве, – объяснил Дойл, – и она его наказала. Она послала его к Иезекиилю в Зал Смертности на... – Он нахмурился и глянул на Холода: – На сколько? На семь лет?
– Кажется, да, – кивнул Холод.
Я поперхнулась и не сразу смогла заговорить.
– Его послали на пытку на семь лет? – Голос прерывался от ужаса. Я бывала в Зале Смертности. Я точно знала, как искусен в своем ремесле Иезекииль, и семи лет его заботы просто не могла вообразить.
Они оба кивнули.
Даже Мэви побледнела. Благой Двор не одобряет пытки, во всяком случае – прямые, в каких Иезекииль был искусником. У них есть много более изящные способы, магические – менее непосредственные, менее грязные. Можно заставить человека извиваться от боли, и не марая рук. Королева Андаис предпочитает дерьмо называть дерьмом. Пытка – дело грязное, иначе что в ней толку?
– Я слышала жуткие истории о вашем Зале Ада.
– Видишь, Таранис даже термины заимствует из религии, что терзала и преследовала наших приверженцев, – сказал Холод. – Его двор обезьянничает с людей.