«Но как быть с Илзой?» — подумал он, заметив, что она вот-вот проснется. Дэрмот теперь понимал, почему она волновала его кровь, почему ему так часто приходилось напоминать себе, что этой женщине не следует доверять, и почему, несмотря на все усилия держать ее в самом потаенном уголке своего сердца, он все больше и больше привязывался к ней. Его рассудок, возможно, и забыл ее, но сердце ее помнило. Неудивительно, что он так долго не знал, как себя вести. Когда Илза наконец открыла глаза, Дэрмот улыбнулся. Настороженность в ее глазах вызвала в нем почти физическую боль, но Дэрмот подавил это чувство — ведь раз она рядом, значит, еще не все потеряно.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Илза, не зная, что прячется за нежным выражением его липа.
— Так, словно некто пригвоздил меня к земле и десятка два парней сплясали на моей спине, — ответил он.
Илза сдержанно улыбнулась:
— Нам показалось, что все твои кости целы.
— Конечно, я совершенно уверен, что все еще цел, хотя избили меня весьма основательно. А как себя чувствуешь ты?
Прежде чем Илза успела ответить, послышался легкий стук в дверь. Она быстро встала, чтобы открыть ее. Когда вошел Джорди, Илза испытала облегчение и легкое разочарование. Без сомнения, Дэрмот с удовольствием примет помощь мужчины. С одной стороны, Илзе очень хотелось остаться и воспользоваться той положительной переменой, что произошла в поведении Дэрмота, но с другой — она боялась, что возлагает на это маленькое событие слишком много надежд и в конце концов снова останется в дураках. Она решила прислушаться к своей трусливой половине и, пробормотав что-то о необходимости умыться и поесть, выскочила из комнаты. Нежность во взгляде Дэрмота пробудила в ней надежду, но прежний опыт говорил, что всякий раз, как у нее зарождались надежды, Дэрмот неизменно их разбивал. С каждым днем Илза становилась все осторожнее и подозрительнее.
— Удивительно, как много могут значить для мужчины чистое тело, чистая одежда и набитое брюхо, — вздохнул Дэрмот, облокотившись на пышные подушки, в то время как Джорди прибирал в комнате.
Вассал кивнул, остановился, глядя на Дэрмота, и почесал свою темную с проседью бородку, щетинившуюся на его слегка выдающемся подбородке.
— Поразительно, как это удар по голове может вернуть воспоминания, пропавшие из-за другого удара по голове?
— Да, — скривился Дэрмот. — Некоторые, но не все, еще не все. Тем не менее я должен кое с кем объясниться, особенно с моей женой.
— Да уж, — согласился Джорди, поднимая поднос, на котором принес Дэрмоту завтрак, и направляясь к двери. — Обидно, что сразу же после того, как вы подписали все бумаги, вас чуть не убили, и из-за этого вы потеряли целый год.
За Джорди закрылась дверь, но Дэрмот еще некоторое время продолжал смотреть на нее. Хотя Джорди не выдвинул никаких обвинений, его слова разом разрушили умиротворенность, которую Дэрмот начал уже ощущать. Он тяжело опустился на подушки, внезапно почувствовав, как болит каждая рана на его теле. Все его страхи и сомнения вернулись к нему с новой силой. Ему не хотелось относиться к Илзе с недоверием, и от этого волнение Дэрмота все больше росло. Однажды Дэрмот слепо доверился человеку, и это дорого ему обошлось. Эту ошибку он больше не повторит.
Проснувшись, Илза тихо застонала, ощутив вдруг, что все ее тело болит и ноет. Она была не так избита, как Дэрмот, но, спасая его, очень напрягалась и вот теперь расплачивается за это. Открыв один глаз и взглянув на окно, она поняла, что уже утро. Накануне, убедившись, что Дэрмот полностью пришел в себя и не слишком тяжело ранен, она помылась, поела и замертво свалилась на свою кровать. Этот трудный день так измотал Илзу, что она проспала очень долго, вплоть до сегодняшнего утра, и теперь чувствовала себя виноватой. Помимо всего прочего, дети скоро захотят знать, где она. А когда увидят, что их отец сильно ранен, им потребуются поддержка и утешение, которые только она сможет им дать.
Очень осторожно она села в постели. Судя по той боли, которую она испытывала при каждом движении, следующие несколько дней ей предстоит перемещаться как древней старухе. Если бы она могла предвидеть, что одной из ее обязанностей как жены будет затаскивание мужа на утес, она вышла бы замуж за человека маленького роста. Как только ей удалось наконец повернуться и сесть на краю кровати, вошла Гейл, и Илза вздохнула с облегчением. Хотя ей не хотелось это признавать, но без посторонней помощи она не смогла бы даже одеться.
— Ну и ну, вы выглядите так, словно вас протащили сквозь колючие заросли ежевики, да и не один раз, — удивилась Гейл, поставив поднос с хлебом, сыром и сидром на столик возле кровати. — Больно?
— Да. — Гейл помогла ей встать, и Илза поморщилась: — С трудом заставляю себе двигаться.
— Неудивительно. Вы что, возомнили себя Сигимором, когда думали, что с легкостью сможете таскать туда-сюда своего огромного мужа и при этом чувствовать себя великолепно?
— Не могла же я оставить его умирать!
— Нет, конечно, но если принять во внимание, как он с вами обращался, сомневаюсь, что кто-нибудь осмелился бы вас осудить.
Илза слабо улыбнулась. Гейл помогла ей подойти к чану с водой, стоявшему возле очага, чтобы она смогла умыться. — Есть по крайней мере одна причина держать этого вечно раздраженного болвана рядом с собой.
Она заметила, что Гейл пристально смотрит на нее, пока она чистит зубы лоскутком влажной ткани.
— Тебя что-то беспокоит?
— Он вам нравится в постели, так ведь?
— О да. Он заставляет меня пылать. Страсть, которая нас соединила, с которой все началось, пока еще жива, и она так же сильна, как и прежде. Я уже говорила тебе, Гейл: то, что случилось с тобой, не имеет никакого отношения к страсти. Это было нападение, жестокое изнасилование. Судя по тому, что ты говорила на днях, я думаю, теперь ты это понимаешь.
— Да, мне кажется, я начинаю понимать… Скоро пойму все. Гнев и раздражение Дэрмота заставляют меня бояться за вас, хотя вы проводите в его постели каждую ночь и ничуть не пострадали. Даже если он и кричит, то никогда не бьет вас. Всякий раз, как он к вам прикасается, он не пользуется своей силой, чтобы причинить вам вред. Это так отличается от того, что я знала, что мне с трудом верится в то, что я вижу.
— Ты имеешь в виду тех подонков?
— Я говорю даже не о них. Мой отец был жесток с моей матерью. Мужья моих сестер грубы и жестоки с женами. Мой отец никогда не стеснялся поднять руку на любого из своих детей. Я провела свою жизнь, наблюдая за мужчинами, которые относились к своим женщинам очень сурово. Затем я попала к вам и здесь увидела совсем другое отношение мужчин к женщинам. Теперь я начинаю понимать: то, что мне казалось обычным, на самом деле вовсе не правильно.
— Конечно, — ответила Илза, стянув с помощью Гейл сорочку, чтобы умыться. — То, что ты видела раньше, — очень распространенный, но не единственный образ жизни. Теперь ты знаешь, что мои братья никогда не поднимут руку на девушку. Не позволяют себе этого также и Макенрои. Полагаю, мы можем доверять словам леди Джиллианны по этому поводу.