Приподнявшись на локтях, Эван запечатлел на губах Фионы поцелуй. Самые разнообразные чувства переполняли его, и он не знал, что ему сделать или сказать. Ему приятно было находиться в Фионе, и он продлил это удовольствие еще на несколько секунд, после чего вышел из нее и, высвободившись из ее объятий, улегся с ней рядом. Заметив, что щеки Фионы окрасились слабым румянцем и она избегает его взгляда, он с облегчением вздохнул: похоже, она смущена не меньше его.
–А твой брат знает, чему учит тебя его жена? – спросил он и с радостью увидел, что, поколебавшись немного, Фиона улыбнулась ему.
– Она во многое меня посвятила, – ответила Фиона, – и даже если Коннор об этом знал, он ни словом не обмолвился. А ты разве возражаешь против того, чтобы твоя жена знала о таких вещах?
– Если бы я возражал, ты бы перестала их делать, а мне это ни к чему. – Он вновь поцеловал ее и встал с постели. – Может быть, и мне стоит взять у тебя несколько уроков, – заметил он и, подмигнув, начал одеваться. – Мне кажется, у меня несколько странное представление о том, какая у меня должна быть жена и что она должна делать.
– Не думаю, что у тебя более странное представление об этом, чем было у моего брата. – Встав с постели, Фиона поспешно натянула на себя рубашку, внезапно устыдившись своей наготы. – Всю свою жизнь он выслушивал от нашего дяди массу лжи. В конце концов выяснилось, что наш дядя – предатель, который замыслил извести всю нашу семью и додумался до того, что не стал убивать своих врагов, решив их руками разделаться с нами. Он даже пытался убить нашу Джилли. – Видя, что Эван с любопытством смотрит на нее, она, продолжая одеваться, рассказала ему все о предательстве дяди. – Только когда в Дейлкладач приехала Джилли, мы узнали о том, какой наш дядя вероломный предатель.
Эван был настолько потрясен рассказом Фионы, что, молча надев башмаки, подошел к ней и заключил в объятия. При одной мысли о преступлении, которое замыслил ее дядя, о том, что было бы, если бы его кровожадный план по истреблению всей семьи его брата, удался – а он бы непременно удался, если бы не храбрость брата Фионы, – ему стало не по себе. Он понимал, что рассказ Фионы так задел его за живое еще и потому, что на мгновение он представил свою жизнь без нее. Эван порадовался тому, что никогда не говорил ей о своих подозрениях относительно нее. После всего того, что ей пришлось выстрадать, его сомнения наверняка глубоко оскорбили бы ее.
– Сейчас его уже нет в живых, – заметил Эвап.
– Да, его убила любовница моего брата, – сказала Фиона, расценив его пылкое объятие лишь как попытку успокоить боль и страх, вызванные старыми воспоминаниями.
– У твоего брата была любовница, даже когда он женился?
На лице Эвана был написан такой ужас, что Фиона удивилась и обрадовалась. Пускай ей пока известно не так много о муже и чувствах, которые он к ней испытывает, но одно она знает наверняка: он из тех мужчин, которые храпят женщине верность.
– Она была с ним рядом, но он с ней не спал. А потом, когда Джилли сказала, что она убила нашего дядю, ее повесили.
– Хорошо, когда жена оказывает тебе такую поддержку, – заметил Эван и, взяв Фиону за руку, направился вместе с ней к двери спальни. – Это, конечно, ее обязанность, но приятно, когда она оказывает тебе ее добровольно. И это относится не только к Джилли, но и ко всем женам, включая тебя.
«Наверное, это следует расценивать как комплимент», – решила Фиона, выходя вместе с мужем в большой холл. Когда Эван сопроводил свои слова легким пожатием руки, она почувствовала радость, однако тотчас же подавила ее. Если ей так мало нужно для радости, трудно ей будет вести мужа по пути, который она для него выбрала. К сожалению, не так-то легко ей будет достичь намеченной цели – завоевать его сердце.
– Гм… – протянула Мэб.
– Что означает этот звук? – улыбнулась Фиона, наблюдая за тем, как Мэб с сосредоточенным видом рассматривает мох, растущий у дерева, – Тебе нравится этот мох или ты спрашиваешь себя, нужен ли он нам вообще?
Подбоченившись, Мэб с притворной строгостью взглянула на Фиону:
– Этот звук означает, что я сомневаюсь, нужен ли нам мох, который весь истоптан и в котором полным-полно муравьев.
– Я бы тоже в этом сомневалась.
– Что-то ты сегодня слишком веселая, – заметила Мэб, подходя к другому месту, где рос мох. – Должно быть, с мужем у тебя все хорошо. А вот отличный мох, Ни единого муравья.
– Довольно хорошо, – сдержанно ответила Фиоиа.
– Довольно хорошо? И только это ты можешь сказать после трех недель замужества? Ты именно этого хотела?
Фиона вздохнула, чувствуя, как хорошее настроение начинает улетучиваться. Единственная перемена в их отношениях с Эваном, произошедшая в течение недели с тех пор, как он не дал ей как следует вымыться, заключалась в том, что раз или два он находил ее среди дня и занимался с ней любовью. Однако после этого он ухолил, и Фиона не видела его почти весь день, так что перемен, на которые она надеялась, не произошло. Правда, они разговаривали друг с другом, пока одевались, но это продолжалось недолго, и в основном она рассказывала о себе, а не он.
– Да, – промолвила Фиона, – именно этого я хотела и все еще хочу. Беда в том, что мне хочется большего.
– Понимаю, – кивнула Мэб. – Никакими словами любви и любовными признаниями вы не обмениваетесь. Наверное, встречаетесь в спальне, занимаетесь любовью, и все. Но ведь и это хорошо, верно?
– Еще как, – призналась Фиона, упорно глядя в землю, делая вид, будто ищет лекарственные растения, а на самом деле пытаясь скрыть смущение. Она отважилась на этот разговор только потому, что доверяла Мэб и считала ее искушенной в вопросах взаимоотношений между мужчиной и женщиной. – Он хочет меня, теперь я в этом не сомневаюсь. Рядом с ним я чувствую себя настоящей красавицей.
– Слишком маленькое, – заметила Мэб, тщательно осматривая какое-то стелющееся по земле растение, и, покачав головой, пробормотала: – Рановато еще его срывать. – Она перевела взгляд на Фиону: – Любая женщина была бы счастлива иметь мужа, который ее желает, который не нарушает клятву верности и рядом с которым она чувствует себя красавицей.
Фиона недовольно поморщилась и, бросив взгляд на землю и заметив еще одно маленькое лекарственное растение, запомнила место, чтобы, когда оно подрастет, можно было его сорвать.
– Я знаю и чувствую, что поступаю как неблагодарная эгоистка, но ничего не могу с собой поделать. Мне хочется большего. Я люблю его и хочу, чтобы он любил меня. – Она улыбнулась, когда.Мэб засмеялась, но потом опять вздохнула. – Я хочу быть для него чем-то большим, а не просто той женщиной, которая согревает его постель и рожает ему дочерей.
Мэб остановилась и, нахмурившись, взглянула на Фиону:
– У Макфингелов всегда рождаются мальчики.
– Я хочу нарушить эту традицию. По крайней мере один раз.