— Гезери! — рыкнул я. — Так я и думал! Снова шпионишь? Ну уж на этот раз я тебя прикончу прежде, чем ты успеешь…
Фолиот не спеша высунул язык и ухмыльнулся. И указал на юг.
О нет!
Я обернулся. Вдалеке, над крышами дворца, вздымалась к ночному небу черная туча, движущийся конус из ветра и пламени. Поначалу она была далеко, но это продлилось недолго. Из тучи вылетали узкие багровые молнии; она бурлила, клубилась, кипела мстительной яростью и двигалась над садами в сторону башни.
Туча появилась в самый неподходящий для Ашмиры момент: именно тогда, когда всякая решимость оставила ее начисто.
Она стояла на балконе и смотрела, как растет эта туча: смерч огненных вихрей, который поджигал деревья и лужайки на своем пути, заливая сады кровавым светом. Девушка слышала завывание бури, слышала, как хохочет мелкий демон, слышала встревоженные крики бегущего к ней Бартимеуса…
Она все слышала, все видела, но ничего не могла.
Среди всех тягот своего путешествия Ашмира сохраняла железную дисциплину, к которой привыкла за многие годы своего одиночества. Ни опасности дворца, ни беседа с Соломоном, ни даже встреча с Духом Кольца — ничто из этого не устрашило ее. Она понимала, что собирается пожертвовать собой, и знала, зачем она это делает. Ясность цели придавала ей решимости, а решимость не давала забыть о цели. С самого начала она шла навстречу возможной гибели, пребывая в яростно-безмятежном настроении.
Однако кончилось тем, что смерть не пришла — вместо нее пришел Бартимеус. Царь внезапно оказался в ее власти, Кольцо — в ее руках, и она осталась жива. Все, о чем она так долго мечтала, оказалось возможным… И вот внезапно Ашмира обнаружила, что не знает, что делать дальше.
Еще до того, как она сбежала из комнаты Соломона, она пыталась как-то примириться со всем, что видела и слышала. То, что рассказал ей царь, его беспомощность, его заверения, что он ни в чем не виноват, то, как он сник в своем кресле… Ничего из этого она не ожидала; и все это противоречило ее предубеждениям. И еще это Кольцо — Кольцо, которое, по идее, делало своего владельца счастливейшим из людей. Если не считать того, что оно жгло его огнем и старило до времени… Она вспоминала одряхлевшее лицо Соломона, боль, которую она испытала, когда сама взяла Кольцо в руки… Ерунда какая-то. Все шиворот-навыворот!
Поначалу Ашмира надеялась игнорировать все эти противоречия и завершить свою миссию наилучшим возможным способом. Но не тут-то было: Бартимеус умудрился вытащить на свет ее глубочайшие сомнения и самые сокровенные побуждения.
Многое из того, что он говорил, она в глубине души давно знала сама, с тех самых пор, как ее мать рухнула на колени бесстрастной, безразличной царицы. В течение многих лет она отмахивалась от этих мыслей, прятала их за своей яростной преданностью и удовольствием, которое получала от своей ловкости. Но теперь она с беспощадной ясностью холодного звездного света осознала, что уже не верит в то, чем была и чем так мечтала стать. Энергия и вера в себя покинули ее, и усталость, копившаяся на протяжении двух недель, внезапно обрушилась ей на плечи. Она ощущала себя одновременно тяжелой — и пустой, точно ракушка.
Огненная туча надвигалась. Ашмира ничего не предпринимала.
Джинн бросился к ней, волоча за шкирку маленького зеленого демона. В другой руке, которую он протягивал в сторону Ашмиры, у него был пергаментный шар.
— Вот, — крикнул он. — Кольцо! Возьми Кольцо! Надень!
— Что? — Ашмира растерянно нахмурилась. — Я… Я не могу!
— Ты что, не видишь? Сюда идет Хаба!
Бартимеус был уже вплотную к ней, по-прежнему в обличье смуглого юноши. Глаза у него были расширены от возбуждения. Он сунул шар ей в руки.
— Надевай быстрей! Это наш единственный шанс!
Ашмира чувствовала жар Кольца даже сквозь мятый пергамент. Она неловко приняла его, едва не уронив на пол.
— Я?! Нет… Я не могу… А ты? Может, ты?..
— Ну, я-то тем более не могу! — воскликнул джинн. — Тяготение Иного Места попросту разорвет меня пополам! Давай скорей! Используй его! У нас остались буквально секунды!
Юноша подпрыгнул, вскочил на перила балкона и, сунув фолиота под мышку, метнул в темноту, в сторону надвигающейся тучи, несколько багровых молний, одну за другой. Ни одна из них даже не достигла облака: все взорвались, налетев на незримую преграду, искры гибнущей магии взметнулись в небо или посыпались вниз, подпалив кипарисы в саду.
Ашмира нерешительно теребила край пергамента. Надеть его? Но это же царское сокровище, достойное лишь государя… Кто она такая, чтобы посметь им воспользоваться? Она ведь ничто, из нее даже стражницы достойной не вышло… А потом — ей вспомнилось постаревшее лицо Соломона — Кольцо ведь жжется!
— Ты что, хочешь, чтобы оно досталось Хабе Жестокому?! — прикрикнул на нее Бартимеус. — Надевай быстро! Ох, ну что ты за хозяйка? В кои-то веки тебе представился шанс сделать что-то как следует!
Маленький зеленый демон, торчавший у него под мышкой, звонко, раскатисто расхохотался. Теперь Ашмира его узнала: это существо принадлежало Хабе. Она мельком видела его в ущелье.
— Да все это без толку, Барти! — заметил фолиот. — Она ж тупая как пень. Это она положила сверток на перила, на самом виду? Я его за милю углядел!
Джинн вместо ответа произнес только одно слово. Фолиот застыл с разинутым ртом, окутавшись дымной паутиной. Бартимеус, не переставая метать молнии свободной рукой, подбросил демона вверх, поймал его за прочное ухо и, раскрутив, швырнул в темноту.
Впереди, в середине надвигающегося облака, полыхнула ярко-голубая вспышка.
— Ашмира!.. — страшным голосом воскликнул Бартимеус.
Голубое пламя ударило в перила, раздробило их, джинн отлетел назад, окутанный сапфировым пламенем. Его пронесло через галерею в сторону ближайшей статуи, подбросило вверх, и он шмякнулся изнутри о купол башни, неловко разбросав руки и ноги. Пламя охватило его, ярко вспыхнуло и потухло.
Его тело медленно скатилось вниз и наконец замерло на полу в груде битого камня.
Ашмира взглянула на обмякшего джинна, на сверток у себя в руках. Внезапно она выругалась; колебания исчезли. Она разматывала пергаментный сверток, раздирала его, чувствуя, как Кольцо внутри жжется все сильнее и сильнее… Девушка протянула дрожащую руку…
Полыхнула молния; грозовая туча надвинулась на балкон. Статуи зашатались, куски перил рухнули, полетели наружу, в ночь. Буря ударила по галерее, создав расходящуюся воздушную волну, Ашмира рухнула на камни, ее завертело на спине. Пергаментный шар вырвался у нее из рук, упал на парапет. Крошечная золотая искорка запрыгала по каменным плитам.
Вихрь улегся; буря утихла. В центре широкого круга опаленных пламенем камней стоял, злобно озираясь, волшебник Хаба.