– Ешь все, что дают, девочка. Пока меня никакие твари не беспокоили, но я слышал их писк. Оставишь еду, и они не замедлят явиться за угощением.
Алана поежилась:
– Терпеть не могу крыс.
– И я тоже. Поэтому и не делаю запасов.
Алана кивнула, хотя он скорее всего этого не увидел, и принялась за еду. Какое-то время оба ели молча. Когда желудок наполнился, Алана почувствовала крайнюю усталость – все тяготы этого дня разом навалились на нее и сморили. Ей ужасно захотелось спать. И тут она поняла, что для нее отдельной постели не предусмотрено.
– Где мне спать? – спросила она, благодаря темноту за то, что она скрыла краску стыда на ее щеках.
– Здесь, со мной, – ответил Грегор. – Я буду спать у стены. – Он улыбнулся, почувствовав ее смущение. – Не бойся, девочка. Я не обижу тебя. Я маленьких никогда не обижал.
«Да, конечно, – со вздохом облегчения подумала Алана. – Он ведь считает меня ребенком». Она почти забыла о своей маскировке. Придется несколько дней не снимать повязку с груди – но что делать? Считая ее ребенком, Грегор станет обращаться с ней как с сестрой или дочерью. А если поймет, что рядом с ним женщина, то, возможно, станет приставать к ней. У нее промелькнула предательская мысль, что в этом ничего плохого не будет, но Алана тут же одернула себя за распутные мысли – ведь она даже не знала, как этот мужчина выглядит.
Как только с едой было покончено, Грегор встал и убрал подальше ведро. Минуту спустя Алана услышала, как он снимает одежду, а потом почувствовала, как он забирается под одеяло. Она тут же отодвинулась и замерла на несколько мгновений. А потом, после недолгого раздумья, ослабила шнуровку на корсаже и разулась, прежде чем забраться к нему под одеяло. И ей тотчас же стало тепло, так что она даже вздохнула с облегчением. Близость Грегора успокаивала ее – казалось, одним своим присутствием он придавал ей храбрости в этой жуткой темнице. Почему так происходило?.. О, сейчас она чувствовала себя слишком усталой, чтобы докапываться до причин этого чуда.
– Утром подумаем о побеге, – сказал Грегор.
– Ты знаешь, как отсюда выбраться?
– Шанс есть, но очень маленький. Спи. Копи силы. Они нам понадобятся.
Не слишком-то обнадеживающее заявление, подумала Алана, закрывая глаза.
Алана поморщилась, когда, закончив умываться, вынуждена была надеть пусть и чистую, но влажную одежду. Гоуэны удовлетворили их с Грегором требование и дали им достаточно воды для умывания, но в подземной темнице было очень сыро, так что пробирало до костей.
Да, сыро и ужасно холодно… За те трое суток, что Гоуэны продержали ее в яме, эта леденящая сырость чуть не свела ее с ума, и не было никакой возможности избавиться от холода. Если ей и бывало тепло, так только во сне, когда Грегор прижимал ее к груди, согревая теплом своего тела.
Все это становится настоящей пыткой, думала Алана, расчесывая волосы растопыренной пятерней. И слишком уж часто ей хотелось признаться Грегору в том, что она вовсе не ребенок, а взрослая девушка. Алана не понимала, откуда могло в ней взяться столь острое вожделение к мужчине, которого она знала всего несколько дней, которого никогда толком не видела, и который не торопился ей о себе рассказывать. Впрочем, ей почему-то казалось, что она знает его уже долгие годы. И всякий раз, когда он прижимал ее к себе, у нее возникала потребность прижаться к нему еще крепче. В такие моменты ей очень хотелось, чтобы он почувствовал влечение к ней. Временами ей казалось, что она потихоньку сходит с ума, однако Алана не знала, как излечиться от этого безумия.
«Давно бы пора ему придумать какой-нибудь план побега», – говорила себе Алана. Увы, ей самой ничего путного в голову не приходило. С тех пор как Грегор обмолвился о побеге в ее самый первый вечер в яме, он больше ни разу об этом не вспоминал. Когда же она осмеливалась заговорить о побеге, он отвечал одно и то же: «Терпение, девочка». Но как долго им предстояло терпеть? Если у него имелся план побега, он мог бы поделиться с ней, а если у него такого плана не было, так почему бы честно в этом не признаться? Она, конечно, была бы разочарована, но держать на него зло за недостаток изобретательности не стала бы.
– Отойди от люка, девочка, – сказал Грегор. – Нам несут завтрак.
Алана ощупью приблизилась к вороху одеял. Едва ли она вообще когда-нибудь научится уверенно передвигаться в кромешной мгле, как это делает Грегор. Споткнувшись о стопку одеял, она села и задрала голову – в приоткрытом люке показался свет.
– Готовы сказать нам, кто вы? – спросил один из Гоуэнов, спуская чистое ведро.
– Нет, – ответила Алана, гордая тем, что в очередной раз поборола искушение назвать свое полное имя и сообщить, где живут ее родичи.
Она нахмурилась, когда Грегор, вместо того чтобы похвалить ее за храбрость, только проворчал что-то себе под нос, подцепив на крюк первое ведро. Она заметила: каждый раз, меняя ведра и принимая еду, что спускали к ним Гоуэны, он очень пристально смотрит на веревку. Настал черед менять ведра с грязной водой на ведра с водой чистой, и Грегор был сосредоточен до крайности. Для Аланы оставалось загадкой, почему он уделяет столь пристальное внимание такому простому делу. Действительно, почему?
Стражник закрыл люк, свет померк, и Алана невольно поежилась – она никак не могла побороть страх перед темнотой. Когда же Грегор присел с ней рядом, она не удержалась от вздоха облегчения. Всякий раз, как исчезал этот тусклый луч света, страх наваливался на нее с новой силой. Ей было стыдно за себя – за то, что она так нуждалась в присутствии Грегора, чтобы сохранить в душе остатки мужества. Она ужасно ругала себя, но страх не уходил – никакие доводы рассудка не помогали его победить. Ей очень хотелось верить, что Грегор не догадывался, насколько силен в ней этот страх. Но почему мнение о ней Грегора стало так важно для нее? На этот вопрос она не могла ответить.
– У меня созрел план, девочка, – сказал Грегор, разламывая пополам кусок хлеба. Он осторожно передал Алане ее долю.
– А когда он у тебя созрел? – спросила Алана ровным голосом, хотя сердце ее заколотилось как бешеное. – Когда ты начал менять все эти ведра?
– Ты слишком проницательная для своего возраста, – пробормотал Грегор, ухмыльнувшись. – Да, я смотрел на веревку не из праздного любопытства.
– Я это заметила. К сожалению, я почти ничего не могу разглядеть в таком тусклом свете, но мне показалось, тебя что-то очень интересовало.
– Да, верно, интересовало. Но мне понадобилось время, чтобы вынести верное суждение.
– Суждение о чем?
– О расстоянии до люка.
– И так ясно, что ни тебе, ни мне до него не дотянуться.
– Это верно, но нам двоим это может оказаться вполне по силам.
Алана в задумчивости жевала хлеб.
– Что значит «нам двоим»?