Джеймс метнул в Саймона гневный взгляд. Он оставил Аннору одну в спальне, бросил все и поспешил сюда, чтобы принести откровения Мэри Саймону и Торманду. Прокравшись через потайной ход, он незаметно выбрался из Данкрейга, потом поспешил в гостиницу, где остановились Саймон и Торманд, и вызвал их обоих в кузницу к Эдмунду. И вот теперь Саймон, внимательно прочитав дневник, говорит ничего не значащее «о, это интересно»? И это все, что он хочет ему сказать?
– Разве это не признание? – спросил Джеймс. – Из этого дневника становится ясно, что Мэри была в сговоре с Маккеем, что она была жива, когда меня обвиняли в ее убийстве, и что скорее всего Доннел убил ее, потому что она представляла для него слишком большую угрозу.
– Ну да! Это доказывает, что они с Доннелом были любовниками. И что они организовали заговор, желая избавиться от тебя, чтобы Доннел мог завладеть Данкрейгом в качестве компенсации за убийство своей родственницы. Признаю, что потребовать компенсации было умным шагом с его стороны. И я согласен с тобой, что найденный дневник – очевидное доказательство того, что, когда тебя объявили преступником и убийцей, твоя женушка жила-поживала еще несколько месяцев. Но…
– Ненавижу это слово, – пробормотал Джеймс.
– Но, – продолжал Саймон, – я не нахожу здесь никаких доказательств того, что Доннел ее убил. Да, согласен, у него было множество причин для того, чтобы покончить с ней. Хотя бы для того, чтобы она навсегда замолчала, – тихо проговорил он. – Однако доказательств нет. И так ясно, что Мэри с каждым днем все больше боялась за свою жизнь. Но видишь ли, любой, кто познакомится с содержанием этого дневника, сделает вывод о том, что Мэри – взбалмошная и крайне неуравновешенная особа, привыкшая, чтобы все плясали под ее дудку. И если что-то пойдет не так, она в этом станет винить кого угодно, но только не себя. Твоя покойная супруга была всего-навсего капризным, избалованным ребенком. Она могла сказать и написать все, что ей в голову взбредет, поэтому нельзя всерьез полагаться на ее слова.
Джеймс нахмурился и взъерошил волосы. Он еще до конца не пришел в себя от того, что прочел в дневнике Мэри. В какой-то момент ему неудержимо захотелось швырнуть дневник Мэри в камин, чтобы больше ни один человек не смог прочитать те унизительные вещи, которые Мэри о нем написала. Она даже сравнивала размер его мужского достоинства с выдающимися показателями своего любовника, Доннела. Тот факт, что в их негласном состязании он потерпел поражение перед Доннелом, «ее возлюбленным», как она его высокопарно называла, уязвлял Джеймса до глубины души.
Как хорошо, что теперь у него есть такая женщина, как Аннора! Не стоит принимать близко к сердцу обидные отзывы Мэри о его мужественности. Ведь Аннору он доводил в постели до экстаза. Забыв обо всем, в порыве страсти она выкрикивала его имя. Аннора никогда не стала бы подвергать сомнению его мужские качества, подумал Джеймс, немного успокоившись.
– Так, значит, Саймон, ты хочешь сказать, что от этой тетрадки нет никакого толку? Значит, зря я дал тебе читать записи о том, как смеялась надо мной моя жена? Надо было сделать с этим дневником то, что мне больше всего хотелось, – швырнуть в огонь и сжечь дотла?
Джеймс говорил это с горечью, потому что знал, что не заслужил от Мэри такого предательства. Любил он ее или нет, но он хранил ей верность. В отличие от нее он ни разу не нарушил брачных обетов. Мало кто из мужей мог этим похвастаться. Едва ли у Доннела она была единственной женщиной.
– Я не говорю, что от этой тетради нет никакого толку, – возразил Саймон. – Я просто хотел сказать, что написанное там – только ее голословные утверждения. А вряд ли можно всерьез доверять этой женщине. Была ли она вообще в здравом уме, когда это писала?
– Понимаю, – сказал Джеймс и почесал подбородок. – Меня и самого удивляет то, как я мог не видеть, каким она на самом деле была несмышленым ребенком. Так что же, выходит, я зря потратил время, принеся сюда этот дневник?
– Нет, конечно же, нет. Это будет служить веским доводом в твою защиту, одним из доказательств невиновности. Благодаря чему ты вернешь себе честное имя и земли, а Маккей будет осужден. Но этот дневник будет только первым звеном в цепи доказательств. Это только начало. Мы с Тормандом постараемся разыскать людей, которые упоминаются в записях, и посмотрим, нельзя ли привлечь их в качестве свидетелей. Если они подтвердят на словах обвинения Мэри, это произведет большее впечатление, нежели строчки из дневника.
Джеймс кивнул. Не в силах скрыть своего разочарования, он допил свой эль, забрал дневник и поднялся с места.
– Вы знаете, где меня можно найти, если у вас будут какие-нибудь новости. А мы с Аннорой тем временем постараемся раскопать в Данкрейге что-нибудь стоящее.
Джеймс удалился в сторону Данкрейга, а Торманд и Саймон направились в гостиницу. Когда они уже подходили к дверям, Торманд спросил:
– Что, от этого дневника и вправду никакого толку?
– Я этого не говорил, – возразил Саймон. – Я только сказал, что этих записей недостаточно. Любой, прочтя написанное этой женщиной, поставит под сомнение все сделанные ею обвинения. По правде говоря, многие посчитают эту тетрадь достаточным основанием для того, чтобы Джеймс на самом деле ее убил. А что ты обо всем этом думаешь, Торманд?
– Я потрясен, что Мэри была такого низкого мнения о Джеймсе. И еще я считаю, что в этих записях содержится достаточно, чтобы поставить под сомнение обвинения Маккея в отношении Джеймса. В связи с этим возникает масса вопросов.
Саймон кивнул, и они оба вошли в гостиницу. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, где находились их номера, они оглядывались по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слышит их разговор.
– Я согласен с тобой. И нам нужно сделать все, что от нас зависит, чтобы ответить на некоторые из этих вопросов. Есть люди, которые знают правду об этом. Возможно, им известно все. Или же им известны факты, которые помогут нам распутать клубок и дадут нить, которая приведет нас к правде. То, что Маккея здесь недолюбливают из-за частых набегов на соседей, сослужит нам хорошую службу. Недовольство им слишком велико, и это играет нам на руку. Тем быстрее и легче удастся покончить с его властью.
– Тогда, не откладывая дела в долгий ящик, с завтрашнего дня начнем поиски тех людей, которых Мэри упоминала в своем дневнике.
– Мне нравится твоя напористость и деловая хватка, Торманд. Не хотел бы ты служить при дворе, помогая королю обеспечивать порядок?
Торманд рассмеялся и покачал головой:
– По-моему, такая работа не для меня. Я не впишусь в жизнь при дворе, полную закулисных интриг и тайных игр. Двор – как большая шахматная доска, а я неважно играю в шахматы. Думаю, мне лучше ограничиться играми, правила которых мне хорошо известны, за которые мне не придется расплачиваться своей головой. Например, в любовь.
– Ох, не шути с огнем, Торманд! Играть в игры с женщинами намного опаснее. Любовь унесла гораздо больше жизней, чем чума, – пробормотал Саймон, увидев в приоткрытую дверь незнакомую женщину, ожидавшую Торманда в его постели.