– Она умрет? – прошептал Эрик.
– Нет, Эрик, потому что если умрет, это будет означать, что мерзавец победил, а ты же не думаешь, что я допущу такое?
Эрик немного приободрился от ее слов. Он отправил сестру поесть и отдохнуть. Постепенно, сидя рядом с женой и наблюдая, как она спит, Эрик начал брать под контроль свой страх за нее.
Он любит ее. Эрик был поражен, что, лишь едва не потеряв жену, он понял, что любит ее. Сразу многое стало понятно. И собственнический инстинкт, проснувшийся в нем с самого начала, и то, что ее родители выводили его из себя. Это также объясняло, почему ему было так важно знать, что Бетия одобряет его поход на Дублин. Так важно знать, что она испытывает к нему. Ему всегда хотелось, чтобы она испытывала к нему не только страсть, и сейчас он понимал почему.
Теперь ему нужна была только возможность рассказать любимой обо всем. Эрик посмеялся над собственной трусостью – он понимал, что если Бетия поправится, он будет колебаться. Хотя он научился читать в своем сердце, ему нужно было знать, что чувствует Бетия, прежде чем обнажить душу.
На рассвете у девушки началась лихорадка. Эрик помогал Мэлди обтирать ее холодной водой и поить лекарствами. Он держал Бетию, когда сотрясавшая ее дрожь угрожала открыть рану. Борьба за ее жизнь требовала внимания и сил, всех без остатка. Эрик успокаивал ее страхи, осушал поцелуями слезы, когда ее затуманенный лихорадкой мозг был способен чувствовать боль. Разговаривал с ней, когда ему казалось, что девушка заснула слишком крепко. Когда Бетии целый час виделось то, какой несчастной она была в детстве, Эрик поднял глаза на Мэлди и увидел ее в слезах.
– Ее родители – жестокие и бессердечные негодяи, – сказала Мэлди, размазывая по щекам слезы.
– Да, – подтвердил Эрик, – они сделали Бетию тенью ее сестры.
– Хуже. Ее сначала поставили в тень Сорчи, а затем постоянно напоминали, что недостойна и этого. А Сорча, единоутробная сестра, единственный в мире по-настоящему близкий человек, не пошевелила и пальцем, чтобы что-то изменить.
Эрик вздохнул:
– Я думаю, Бетия наконец поняла это. Она сильная и куда больше уверена в себе, чем можно было предположить. Но думаю, эти раны не скоро затянутся.
– Это так, но то, что рядом с ней такой прекрасный парень, как ты, должно помочь. – Мэлди слабо улыбнулась. – Вы, Мюрреи, как бальзам для бедных раненых птичек, разве не так?
– Может быть, мы просто достаточно мудры, чтобы разглядеть, как они прекрасны, когда оправятся?
Мэлди улыбнулась, подошла к Эрику и поцеловала его.
– Пойду свернусь калачиком рядом со своим великаном и отдохну немного. Разбуди меня, если что. И, – она указала на поднос с едой, принесенной Гризеллой накануне, – обязательно съешь что-нибудь. Иначе мне придется ухаживать и за тобой тоже.
На четвертый день Эрик услышал ворчание Бетии. Он подбежал к ней, готовый бороться с очередным горячечным бредом, но взгляд ее распахнутых глаз был ясным. Дрожащей рукой он прикоснулся к ее лбу и с облегчением понял, что он холодный. Эрик глубоко вздохнул, стараясь обуздать обуревавшие его чувства – он боялся, что сейчас заплачет от радости. Боялся не только потому, что это поставит его в неловкое положение, но и потому, что серьезно встревожит Бетию.
– Почему я такая мокрая? – спросила Бетия, морщась от боли в пересохшем горле.
Эрик дал ей немного медового напитка, приготовленного Мэдди.
– Ты металась в лихорадке целых четыре дня, душа моя.
Бетия откинулась на подушки, заботливо поправленные Эриком. Даже такое простое движение утомило ее.
– Но это не объясняет, почему первое, что я почувствовала, проснувшись, – это боль в плече. Ах да, Уильям мертв. Все уже позади.
Бетия вдруг поняла, что ей неудобно лежать. Ей нужно было сменить ночную рубашку и справить нужду. Смущенно посмотрев на Эрика, она поняла, что не может позволить ему помогать ей в таком интимном деле, даже если он занимался этим все четыре дня. Бетии также нужно было поговорить с Мэлди. Она боялась, что четыре дня лихорадки могли серьезно повредить будущему ребенку.
– Позови, пожалуйста, Мэлди, – попросила она.
Догадавшись, чего она хочет, Эрик улыбнулся:
– Стесняешься, милая? Пока ты болела, я, твой великолепный муж, помогал.
– Если ты собираешься сказать мне, как часто ты вмешивался в мои дела, я не буду слушать, – проворчала Бетия. – Я благодарна тебе за заботу, Эрик, – быстро добавила она, – но я действительно не хочу знать все, что ты делал, пока я была без сознания.
Эрик рассмеялся и коснулся поцелуем пересохших губ:
– Я позову Мэлди и Гризеллу.
Бетия чуть не сошла с ума, пока дожидалась женщин. Она не думала, что потеряла ребенка, но она ведь могла ничего не почувствовать. Когда дверь за женщинами закрылась, Бетия попыталась сесть.
– Мэлди, – сказала она, схватив ту за руку, – как ребенок?
– Так вот почему ты так печальна и напугана. – Мэлди усадила Бетию в кресло рядом с кроватью, – чтобы Гризелла могла поменять белье. – Ты все еще носишь ребенка. Несколько раз я ощупывала живот, так, чтобы не видел Эрик. Я чувствовала движение. А сегодня с утра он толкался довольно сильно.
– Слава Богу, – прошептала Бетия, и Мэлди помогла ей облегчиться. – Я так боялась.
– Теперь ты можешь чувствовать, как он толкается, и я могу тоже. Ты должна срочно рассказать обо всем Эрику.
Пока Мэлди и Гризелла снимали с нее сорочку, мыли ее и одевали в чистое, Бетия не могла ничего ответить. Когда ее наконец положили в кровать, девушка была так измучена, что едва могла глотать суп, которым Мэлди кормила ее. Четыре дня лихорадки и боль в плече отняли у нее все силы. Так как растревоженное плечо нещадно болело, Бетия неохотно согласилась выпить кислое снадобье, приготовленное Мэлди. Оно облегчит боль в плече и поможет заснуть. Бетия понимала, что это очень полезно, но решила, что пьет лекарство в последний раз. Она боялась, что снадобье может повредить ребенку.
– Отдыхай, милая, – сказала Мэдди, когда Гризелла ушла. – Сон придаст тебе сил. Сил, которые понадобятся тебе, чтобы рассказать Эрику, что он станет отцом.
Бетия слабо улыбнулась:
– Очень скоро я обо всем скажу ему. Я только надеялась, что буду знать, как он ко мне относится, прежде чем открою ему эту тайну.
– Эрик не отходил от тебя ни на минуту, почти ничего не ел. Его силой приходилось укладывать в постель. Я не могу утверждать, что он любит тебя, так как не могу читать в его сердце. Хотя я и его сестра, он не делится со мной сокровенным. Но клянусь тебе, не долг держал его в этом кресле. В этом я абсолютно уверена.
– Этого достаточно.
Улыбка Мэлди выражала симпатию и понимание.
– Тяжело так сильно любить парня, но, может быть, все изменится. Верь мне, да и Жизель скажет тебе то же самое: иногда мужчины становятся большими трусишками, когда речь заходит о том, что у них на сердце.