— Это вполне понятно. Ты любишь его. Я сам никогда не любил, но думаю, что со временем у тебя это пройдет и ты еще найдешь свое счастье. Любовь — это такое чувство, которое должно быть взаимным, оно нуждается в постоянном подпитывании, иначе чувство увянет и умрет. — Пейтон немного поразмыслил, затем откашлялся. — А что, если он оставил тебя с ребенком, Элспет?
Она почувствовала, что ее сердце сжалось и от страха, и от надежды. Если она носит ребенка Кормака, это создаст множество проблем, от которых голова может пойти кругом. Это огорчит и разочарует ее семью, по крайней мере на какое-то время. Однако она не боялась утратить любовь близких и была уверена, что они полюбят и ее ребенка. А Кормаку тогда придется скрываться от ее родственников, как он скрывался от Дугласов. Элспет не сомневалась, что сможет заставить членов своей семьи поклясться, что они не убьют его и не причинят серьезного вреда, но подозревала, что они найдут другой способ превратить его жизнь в ад.
В то же время Элспет была бы рада, если бы у нее была хоть частичка Кормака, которую она могла бы любить. Но это вызывало бы и грусть. Ребенок, конечно, помог бы ей пережить безнадежную любовь, однако он постоянно напоминал бы о Кормаке. Воспоминания начали бы будоражить ее при каждом взгляде на младенца, которого они сотворили вместе. Она надеялась только, что со временем эти воспоминания стали бы скорее приятными, чем болезненными.
— Пока я не знаю, ношу ли я его ребенка, — сказала Элспет. — Если же это на самом деле произошло, мне будет и радостно, и грустно, но я справлюсь со своими чувствами.
— Однако тогда, вероятно, ты лишишься возможности выйти замуж.
— Думаю, я в любом случае не выйду ни за кого другого. — Элспет почувствовала, что на глаза набежали слезы, и попыталась сдержать их, — Я прекрасно знала, что могу проиграть, когда решила завоевать Кормака своей любовью. Но у меня не было выбора. Мне кажется, я полюбила его, еще будучи ребенком. Когда мы снова встретились, я почувствовала, что это моя половина, но абсолютно точно я поняла это, когда его губы коснулись моих. Из-за своей самонадеянности, а может, по наивности я думала, что он догадывается о моей любви и мне надо только сблизиться с ним, чтобы он окончательно убедился в этом. — Элспет начала тихо всхлипывать, решив, что будет лучше, если она немного выплачет свое горе, сковавшее ее грудь. — Я могла бы сделать его очень счастливым, Пейтон.
Кузен крепче прижал ее к себе и поцеловал в макушку.
— Да, дорогая, я в этом уверен, и то, что Кормак променял тебя на такую шлюху, как Изабель, лишний раз показывает, насколько он глуп.
— Должно быть, они занимались любовью всю ночь, — резко сказала Изабель. — Вся комната была пропитана их чувственностью.
Сэр Кеннет Дуглас, полулежа на кровати, внимательно наблюдал за тем, как его любовница взволнованно расхаживает по спальне.
— Да, тебе ведь хорошо знаком этот запах.
Изабель обернулась и на какой-то момент замерла при виде обнаженного и явно возбужденного тела Кеннета. Они стали любовниками после ее первого замужества и были связаны не только постелью, но и кровью, обагрившей их руки. Никто из них не был предан другому, и каждый мог свободно заниматься любовью, с кем пожелает, но в то же время они каким то странным образом оставались близкими, словно супруги. Их отношения крепли с каждым очередным мужем Изабель, становясь все более страстными. Кеннет был одним из немногих мужчин, которыми она не могла управлять. Своими черными волосами, черными глазами и смуглой кожей он скорее походил на испанца, чем на шотландца. При этом у него был суровый, холодный и пугающий взгляд, что заставляло учащенно биться сердце Изабель. Более того, оскорбительные напоминания Кеннета о том, что она собой представляет, еще больше возбуждали ее.
— Однако угроза, которую представляла собой Элспет Мюррей, теперь миновала, — сказала Изабель. — Ее нетрудно было убрать.
— Ты уверена?
— Я видела, как она уехала с сэром Лейтоном, прихватив свои вещи, какого-то ребенка и ужасного кота. Ее больше нет здесь.
— Физически — да, но потребуется время, чтобы ты могла убедиться, что ее нет и в мыслях Кормака, иначе он вряд ли останется тем благодушным обожателем, каким был до сих пор. Возможно, Элспет Мюррей уже приоткрыла ему глаза.
— Ты полагаешь, тогда он станет опасным для нас?
— Он слишком много знает о тебе, Изабель, Пока его слепая преданность и вера в то, что ты несчастная, несправедливо обвиненная невинность, а также его странная приверженность своей клятве, которую большинство мужчин уже давно бы нарушило, не позволяют ему увидеть истинное положение вещей. Если же Кормак прозреет в отношении тебя, — продолжил Кеннет таким саркастическим тоном, что Изабель нахмурилась, — он может начать по-другому оценивать все, что ему приходилось видеть, и поймет смысл и важность событий, свидетелем которых он был.
В глазах Изабель быстро промелькнуло сожаление. Она присела на кровать.
— Ты хочешь избавиться от него? — Она протянула руку и обхватила своими длинными тонкими пальцами возбужденную плоть Кеннета.
— Пожалуй, но мы не должны понапрасну приносить его в жертву, если он не вынудит нас действовать быстрее, чем хотелось бы. Надо подождать и использовать его наилучшим образом. Например, он может погибнуть, защищая тебя. Это будет вполне в его рыцарском духе.
— Я не хочу говорить об этом сейчас. — Изабель наклонилась и заменила свои пальцы языком.
— Жалеешь его? Не хочешь терять этого глупца?
— Он обладает некоторыми замечательными качествами, которые я очень ценю, — сказала Изабель, слегка сжимая рукой твердый орган Кеннета, и застонала от удовольствия, когда любовник принял ее вызов.
Кормак выругался и встал с постели. Вот уже три дня он не мог спать. Все это время, закрывая глаза, каждый раз он видел лицо Элспет, слышал боль в ее голосе, вспоминал каждое сказанное ею слово. В течение трех мучительных дней он не мог ничего делать и только размышлял, безнадежно пытаясь убедить себя, что он не глупец, как считана она. Время медленно тянулось час за часом, и он тщетно старался избавиться от внутренней пустоты и боли, мучаясь сомнениями. Единственное, что крепло с каждым днем, — так это его уверенность в том, что он совершил самую большую ошибку в своей жизни, позволив Элспет уйти от него.
Кормак стоял у окна и смотрел на улицу, ожидая начала четвертого дня. Ночи проходили в бесполезных тревожных раздумьях. Несколько раз ему удавалось ненадолго задремать, а когда он просыпался весь в поту, оказывалось, что он сжимает подушку, хранившую слабый аромат лаванды, аромат Элспет. И тогда Кормак снова старался подавить ощущение пустоты и потери. Ему даже казалось, что он скучает по этому ужасному коту.
Вдобавок его угнетало то, что женщина, ставшая виновницей смятения его чувств и бесконечного критического анализа поступков, не появлялась и не присылала никаких сообщений. Изабель, внезапно появившись, напомнила ему о его долге, потребовала от него подтвердить свою любовь и исчезла. Все еще потрясенный прощальной сценой с Элспет, Кормак из чувства долга послал Изабель записку, в которой сообщал, что его любовница уехала. Изабель же ответила полным молчанием.