Ну а что такое пятнадцать лет? — философски заметил Вшивцев. — Не так уж и много. Пролетят — и не заметите.
Федякин в отчаянии обхватил голову руками.
— Боже мой, боже мой, был бы у меня хотя бы один свидетель.
Свидетель есть, — объявил следователь.
Есть?! — вскинулся профессор. — Кто?!
Говорящий попугай Кеша, который все видел из своей клетки. Кстати, именно он нам в милицию позвонил.
А вы уже сняли с него показания?
Разумеется.
И что он говорит?
То же самое, что и вы.
Вот видите! — обрадовался Федякин.
Рано радуетесь. По закону Российской Федерации, показания говорящих попугаев в суде не учитываются.
Федякин вновь погрузился в бездну отчаяния.
Но почему, почему?!
Потому что вы могли его подговорить.
Но зачем, зачем?!
Ясное дело — зачем. Чтобы обеспечить себе алиби.
Профессор Федякин в полном изнеможении откинулся на спинку стула.
Я устал от всего этого бреда. Послушайте, чего вы, собственно говоря, добиваетесь?
Правды и только правды! — отчеканил следователь Вшивцев.
А вы считаете — я вру?
Да, врете!
Ну знаете ли… — вспыхнул профессор.
Знаем, гражданин Федякин, мы все знаем. — Вшивцев протянул профессору листок: — Вот, подпишите протокол допроса. И отправляйтесь в камеру.
Да мне обратно на Канары надо! — раскричался Федякин. — Лекции читать! У меня контракт!..
Кому Канары, а вам — нары, — срифмовал следователь и приказал охранникам: — Увести.
Федякина увели.
Вшивцев взглянул на Тимыча, который все это время хранил гробовое молчание.
— Ну что ты такой кислый? — Следователь ободряюще похлопал Тимыча по плечу. — Выше голову, шире плечи. Завтра определим тебя в хороший детдом. А там, глядишь, кто-нибудь усыновит. И снова у тебя будут мамка с папкой.
Тимыч вышел из милиции как в воду опущенный. Крутая все поняла без слов.
Значит, не ошибка?
Нет.
А Аннупалну арестовали?
Их убила не Аннапална.
А кто же?
Мой дядя Федя… — И Тимыч все рассказал.
Отстойно, — сказала Любка Крутая, выслушав рассказ. — И что теперь?
Завтра меня в детдом отправят.
Обломно. Была я как-то раз в детдоме. Прямо скажем — не фонтан. На завтрак там — хлеб с водой, на обед — вода с хлебом, а на ужин — фига с маслом.
А-а, мне до фонаря, — обреченно заявил Тимыч.
Что до фонаря? — спросила Любка.
Да все.
Если тебе до фонаря, то поезжай лучше к родичам.
К каким родичам? У меня же больше нет никого.
— Я имею в виду — к родителям. Тимыч недоуменно посмотрел на Крутую.
Куда это — к родителям? В морг, что ли?
Не в морг, а на Тот Свет. Не повезло на Этом, может, на Том повезет.
Очень остроумно, — : угрюмо буркнул Тимыч.
А я не острю, — серьезно ответила Любка. — Ты что, не знаешь про станцию «Мартышкино»?
Про какую станцию «Мартышкино»?
Метровскую. С которой можно на Тот Свет уехать. Надо сесть в последний вагон любого поезда и произнести заклинание: «Кто не курит и не пьет — тот здоровеньким помрет».
И что будет?
Приедешь на Тот Свет.
Фигня! — поморщился Тимыч.
Ничего не фигня, — убеждала его Крутая. — Моя бабушка ездила на Тот Свет. К дедушке в гости.
Не прикалывайся.
Я не прикалываюсь. Поехали. Сам убедишься.
— Ну поехали, — согласился Тимыч.
Через пять минут они уже были у входа на станцию «Мартышкино», через десять — на эскалаторе, через пятнадцать — на платформе, а через двадцать — в вагоне метро.
— «Кто не курит и не пьет — тот здоровеньким помрет», — хором произнесли заклинание Любка и Тимыч.
«Осторожно, двери закрываются», — пробубнил динамик.
Двери — хлоп! — и захлопнулись.
А через пару минут поезд — стоп! Двери снова — хлоп!
— Приехали, — сказала Крутая, чмокнув жвачкой. — Тот Свет.
Ребята вышли на улицу. Тимыч сразу же узнал Лиговский проспект.
— Ну ты и приколистка, — хмыкнул он. — Какой же это Тот Свет? Это ж Лиговка.
Любка пожала плечами.
А ты что ожидал увидеть? Гробы с покойниками? Если хочешь знать, Тот Свет ничем не отличается от Этого. Только на Этом Свете все живые, а на Том — мертвые. Вот и вся разница.
Ого, сколько мертвецов, — иронично заметил Тимыч, указав на потоки людей и машин.
— А мертвых всегда больше, чем живых, — ответила Крутая. — Ну чта, пофигачили?
Куда?
К тебе домой, на Почтамтскую.
Тут и Почтамтская есть?
Естественно. Я ж тебе говорю: Тот Свет и Этот Свет — две стороны одной фигни.
Они вскочили в троллик.
Когда троллейбус свернул с Невского на Почтамтскую, Тимыч не на шутку заволновался. А когда они с Любкой подошли к дверям его родной квартиры, волнение Тимыча переросло в надежду: а вдруг и впрямь он сейчас увидит родителей.
Звони, — приказала Крутая.
Да что толку, — вяло поупирался Тимыч.
— Звони, звони.
Тимыч позвонил.
За дверью послышались шаги. «Не может быть, — заплясало у Тимыча в мозгу. — Не может быть».
Дверь отворилась. На пороге стояла… Тимычева мать. Живая!
— Мама! — воскликнул Тимыч.
— Тимочка?! — удивилась мать. — И ты уже здесь?.. — Полуобернувшись, она крикнула в глубь квартиры. — Андрюша, смотри, кто к нам пришел!
В прихожей появился отец Тимыча.
Тимоха?! Вот так сюрприз! Тебя что — тоже дядя Федя застрелил?
Э… э… — не мог вымолвить Тимыч ни слова.
Нет, мы ненадолго, — ответила за Тимыча Любка. — В гости.
А вы, простите, кто? — осведомилась у Крутой Тимычева мать.
Любка бойко представилась:
Любовь Крутая!
А-а, — сразу вспомнил отец Тимыча, — я вас перед смертью по телевизору видел. Вы — «Мисс Нева».