Ты знаешь, — стал он юлить, — у меня в велике втулка полетела.
На моем погоняем.
Его через люк не протащишь.
А как ты свой протащил?
— Разбирать пришлось, — соврал Тимыч. — Потом снова на крыше собирать. Возни до фига и больше.
Ну-у, — скисла Ля. — А чего нам тогда делать?
Давай музон погоням, — предложил Тимыч.
Ля оживилась.
— Давай! У тебя есть новый альбом
«Блин-Малина»? У них там такой чумовой рэпешник. — Ля тут же прочла рэп: — «Моя постель — это гроб! Моя еда — это труп! Мое питье — это кровь!». Прикольно, да?
— Прикольно, — согласился Тимыч. — Но у меня нет их диска.
— Обло-о-мно, — разочарованно протянула Ля. — А что у тебя есть?
Мороженое с клубничным сиропом. Ля захлопала в ладоши.
Кла-а-сс!.. Обожаю мороженое! Они прошли в гостиную.
Миленькая у тебя квартирка, — заметила Ля.
Это не моя, а моего дяди.
А где он сейчас?
На Канарах.
Ух ты! Я тоже хочу на Канары… А родители твои где?
Дома. Прикинь, мать тройню родила. Вот они сейчас с этой тройней и пузырятся.
Ля покатилась со смеху.
Ха-ха-ха! Тройню?! Круто! Я тоже хочу тройню.
А тебе на фига?
А что, прикольно! — Ля подошла к зеркалу и состроила гримасу: — Фу, какая я уродка.
— И вовсе не уродка, — возразил Тимыч. — Ты очень красивая.
— Ну-у, не знаю… — Ля разглядывала себя в зеркало. — Слушай, а чего это ты мне написал, будто я твоя первая любовь?
Ну написал.
Ладно, не гони.
Я не гоню, правда — первая.
Первая любовь всегда ненастоящая, — заявила Ля.
А какая настоящая — вторая?
Вообще никто не знает, что такое любовь. Вот ты знаешь?
Знаю.
Ну что? Скажи.
Любовь — это когда крышу сносит.
А у тебя что, от меня крышу снесло?
Ну типа того.
Ля довольно хихикнула.
Не гони, — повторила она.
Не гоню.
Гонишь, гонишь, — игриво сказала Ля. И спросила заинтересованно: — А сколько у тебя до меня девчонок было? Только по-честному.
— Ни одной, — «по-честному» ответил Тимыч.
Опять пургу гонишь?
Правда, ни одной… А у тебя?
Что — у меня?
— Ну… у тебя до меня пацаны были?
— Полным-полно! — встряхнула Ля своими длинными волосами.
А сколько?
Тебе цифру назвать?.
Ну назови.
Тридцать три, — бойко сказала Ля. — Ты — тридцать четвертый.
Правда что ли?
Ага, — хитро смотрела Ля, — не веришь?
Верю, — буркнул Тимыч.
Обманули дурака на четыре кулака… — запрыгала Ля на одной ножке. И, подскочив к Тимычу, дернула его за руку. — Ну чего ты такой хмурый? Я же пошутила. Что, пошутить нельзя?.. Где там твое мороженое?..
Они прошли на кухню.
Тимыч достал из холодильника крем-брюле, разложил по блюдечкам, полил клубничным сиропом.
— М-м-м, — причмокивала Ля, облизывая свою ложечку со всех сторон, — вкусненько.
Тимыч смотрел-смотрел, как Ля лакомится мороженым, и ему захотелось поцеловать ее в сладкие от мороженого губы.
«С девчонками главное не робеть», — вспомнил Тимыч наставления своего друга Димыча. Легко сказать — не робеть. А если робеешь, да еще как?
Но все же Тимыч в конце концов решился. И сказал:
Ля, можно я тебя поцелую?
Ну ты и отмочил, — захихикала Ля. — «Поцелую». Ишь какой быстрый!
Что тебе — жалко, что ли? — начал клянчить Тимыч. — Всего один разочек.
Нет, целоваться я не буду, — наотрез отказалась Ля.
Почему?
— Потому что в поцелуях куча микробов.
От такой постановки вопроса Тимыч встал в тупик.
— Как это?
А так, — пояснила Ля. — Целуемся мы чем? Губами. А губы — это рот. А во рту масса разнообразных вирусов и бактерий. В теплой и влажной среде им обеспечены идеальные условия для того, чтобы спокойно жить и размножаться.
Откуда ты это взяла?
А я в Интернете не только в чатах сижу, а еще и всякую полезную информацию узнаю. Вот ты знаешь, сколько раз человек за свою жизнь моргает?
Ну и сколько?
— Триста миллионов. А продуктов всяких сколько съедает, знаешь?
Тимыч не знал.
— Двадцать две тонны. А знаешь, сколько в триллионе нулей?
Разговор явно уходил в сторону от поцелуев.
Ну дава-а-й поцелуемся, — вновь заканючил Тимыч.
Слушай, ты меня уже достал, — передернула Ля плечиком. — Ладно уж, ответишь правильно на вопрос — поцелуемся.
На какой еще вопрос?
Классный вопросик. Я его тоже в Интернете нашла.
Наверное, сложный.
Наоборот — легкий. Знаменитый путешественник капитан Кук совершил три кругосветных путешествия. Во время одного из них он погиб. Во время которого?
Во время второго, — выдал Тимыч.
А если подумать?
Тьфу ты, блин!.. Во время третьего, конечно!
Правильно, — сказала Ля.
И они поцеловались — чмок-чмок-чмок!
Увы, это был всего лишь сон… Тимыч лежал на кровати, спросонья ничего не соображая. А когда сообразил, подскочил как ошпаренный. Блин! Ля же разбилась!.. Он до мельчайших подробностей вспомнил, как взбесившийся велик спрыгнул с крыши, а вместе с ним упала Ля.
А может, это тоже был сон?.. Нет, точно, не сон.
Тимыч напряг память, пытаясь вспомнить, что же он делал после того, как Ля полетела с крыши. Но не вспомнил.
Тогда, одевшись, он понесся на крышу.
Здесь все было как всегда. Стоял дяди Федин шезлонг, шелестели пальмы в кадках… Тимыч подбежал к парапету и глянул вниз. Там тоже было все, как всегда. Ехали по дороге машины, шли по тротуару прохожие, а у подъезда на лавочке сидели старушки.
«Они-то уж точно будут обсуждать такое происшествие», — подумал Тимыч и скатился на лифте к старушкам.