Оркестранты неохотно побрели на сцену.
Второй «урок» оказался ничуть не лучше первого — Саблезубая по-прежнему вмешивалась с дурацкими замечаниями вроде «играть с выражением», мельтешила перед сценой. Лизе то и дело приходилось оборачиваться, а это ужасно отвлекало. Паулина ерзала и скрипела креслом: видно, сообразила, что такими темпами «волшебно-спасательную» музыку они и до завтра не разучат. Наверно, она тоже получила какие-то свои инструкции, потому что не выдержала и что-то зашелестела Саблеэубой, после чего та — о чудо! — угомонилась и села, и репетировать стало гораздо легче. Правда, Лиза на всякий случай не выключала слух — мало ли что взрослые полезного сболтнут. Но выслушивать приходилось ерунду.
Саблезубая с Паулиной яростным шепотом препирались, причем шипела в основном Саблезубая — доносила до Паулининого сведения, что никому, кроме Виктора Александровича, собой командовать не позволит, и пригласили её сюда как выдающегося педагога для работы с особо талантливыми детьми, а вот в телевизоре разоряться любой дурак может, и ещё посмотрим, кого маэстро наградит за отличную работу — у неё, Саблезубой, есть на этот счет кое-какие соображения и очень, очень большие планы. Паулина изнемогала, но возразить ей почти не удавалось. «Это как же она развернется? Страшно подумать!» — Лиза решила, что хотя бы ради того, чтобы не дать Саблезубой развернуться, волшебную музыку надо завалить.
Когда кто-то из младших попросился выйти, Паулина спорхнула с кресла, как обрадованный ночной мотылек в темную форточку. Саблезубая угрожающе приосанилась. Лиза вспомнила, что у Ляльки, кажется, класса с третьего нет папы (оно и понятно, кто ж Саблезубую выдержит) и решила: «Может, Изморин ей обещал, что потом на ней женится? Ну на что-то же он её подманил? Не только же на спонсорскую помощь школе? Он же вроде бы миллионер…»
Вернувшись, Паулина отсела от Саблезубой подальше. Музыка принимала все более отчетливые очертания, и Лизе они нравились все меньше. К тому же оркестранты уже не краснели от усилий, а серели на глазах, и замечания понимали со второго раза, хотя старались и слушались. А в перерыве вон как соображали! И в зале опять тепло! Лиза изо всех сил попыталась не думать, от какой такой и чьей энергии появилось это тепло, но все и так было понятно.
Лиза уже не успевала следить ни за лишними, ни за взрослыми, ни за Марго. Она никогда не думала, что репетировать и ещё быть концертмейстером — такая нелегкая работа. Правда, на уроках у Филина тоже бывало нелегко, но совсем по-другому. Потому что там он ей объяснял, что делать, или, по крайней мере, где неправильно, а она старалась. А тут надо самой понимать, где неправильно, и другими командовать. Ой…
Пик! Пик! Пииик!
На сей раз надзиратели смилостивились и выпустили всех из зала, хотя сначала Паулина опять поругалась с Саблезубой и направилась с фонариком в фойе. И опять резко похолодало, а ещё, когда, музыканты потянулись к дверям, Лизе показалось, что перед глазами у неё все качается, а потом она с ужасом осознала — ничего ей не мерещится, музыкантов и впрямь заметно шатает.
Посреди фойе стояла растерянная Паулина и смотрела в потолок, а луч ненужного фонарика был едва различим: вместо мертвой люстры с пыльными висюльками фойе освещало множество плававших в воздухе мутных шаров — такого же неонового цвета, как светящийся букет у Изморина в кабинете. Они же маячили и над входом в туалет. Музыканты обходили шары стороной, а те, кто помладше, вообще жались по стенам. Пробовать, жгутся ли шары, и гонять ими в футбол никому не хотелось. И никто не перекрикивался, и по лестнице на второй этаж на разведку никто не полез, и на замечательно удобных широченных изогнутых перилах кататься никому в голову не пришло, даже младшим, хотя они-то уже битый час сидели неподвижно и бездельничали. И вообще, если закрыть глаза, то можно подумать, что в фойе не дети, а старички, поняла Лиза: музыканты и не пытались согреться — вяло бродили чинным прогулочным шагом и сидели по диванчикам. Просто какая-то мечта педагога. А ведь в фойе ещё холоднее, чем в зале!
Маргарита, правда, подошла было к двери, ведущей из фойе в коридор, но Саблезубая, которая неотступно следила за оркестрантами и лишними, тут же её одернула — даже за рукав:
— Девочка, ты куда это собираешься?
— Кто как, а я есть хочу. Буфет ищу, — во всеуслышание объявила Маргарита.
При слове «буфет» музыканты навострили уши, и на замученных лицах появился интерес. Кое-кто даже привстал с диванчиков.
— А я тоже есть хочу! — Лиза набралась смелости и решилась подать голос, а то сейчас эта Маргарита опять все одеяло на себя перетянет. — Мы все голодные, вы что, не видите?
— И я! — пискнул кто-то из малышей.
— И я!
— И попить!
— Ну, не знаю, инструкций не было. — Саблезубая сделала вид, будто думает.
— Музыкантов надо кормить! На голодный желудок играть вредно! — Лиза брякнула первое, что пришло в голову, чувствуя на себе пристальный взгляд Маргариты.
Ульяна Сергеевна сверилась с часами.
— На следующей переменке, дети! — сладким голосом пообещала она. — Сейчас одиннадцать часов, уже на урок пора!
— У-у-у! — разочарованно проныл кто-то в толпе. — А почему не сейчас?
Лиза глубоко вдохнула и кинулась в атаку:
— Извините, Ульяна Сергеевна, вы не музыкант и можете этого не знать, — начала она. Голос дрожал от злости, но прозвучал так, будто её трясет от страха. Тьфу ты! — А маэстро вам не сказал, потому что он… он великий и… и выносливый, и он занят и может без еды и воды и… без воздуха! — во рту от таких слов появился противный железный привкус. — Но мы же первый раз вместе играем, мы сыграться толком не успели. И все не выспались. Я вот ужасно спать хочу. А не выспавшись и на голодный желудок мы даже «Чижика-пыжика» не сыграем! Не то что эту… спасательную музыку! А раз поспать не даете, покормите хотя бы, а то нечестно! И попить дайте горячего! Лучше кофе!
Музыканты утвердительно загудели и запищали на разные голоса.
— Вы сами-то разве не голодная? — нахально спросила Лиза.
— Кудрявцева, не забывайся! — возмутилась Саблезубая и тут же сглотнула. Ага, тоже подкрепиться не прочь!
— На такую музыку калорий больше уходит в сто раз! — выпрашивать Лиза ничего не собиралась, ещё чего не хватало, но с противником надо говорить на понятном ему языке.
— И где я вам буфет возьму? — поинтересовалась Саблезубая.
— Да вон же! — неожиданно вмешалась Паулина и потыкала тусклым фонариком вверх, в темноту, куда уходила витая бетонно-железная лестница. — На втором этаже буфет, только он заперт, надо открыть.
— Что вы от меня хотите? — вскипела Саблезубая. — То я вам звукооператор, то я вам взломщик!
— Не нам, а Виктору Александровичу. — Паулина надвигалась на Саблезубую, и в голосе у неё зазвучали зловеще-ласковые модуляции. — Виктору Александровичу вы должны предоставить все и вся, чего бы он ни потребовал. Или вы не хотите получить награду? За отличную работу? — одними губами произнесла она, так что разобрала только Лиза. — Сладенькое посулили? Ну вот и отрабатывайте.