Если бы он был охранником и забыл закрыть ворота завода на ночь, то кто-то мог что-нибудь украсть. Это повлияло бы на расходы компании на страховку и уменьшило ее прибыль. Но он не стоял на воротах завода. В результате его мимолетной забывчивости вода хлынула в передний отсек, и через полторы минуты паром затонул, унеся 193 жизни.
Этот человек не был пьян. Он не собирался проверить, что произойдет, если он не закроет грузовой отсек. Он просто заснул.
Можно нанять спецов по медицине и безопасности, чтобы они придумали самую защищенную от дураков систему на свете. Наверняка такая система уже работает в Хитроу. Но все системы так или иначе завязаны на людях. Как только кто-то отвел глаза от экрана, два самолета с пятью сотнями пассажиров еле успевают разойтись. Если успевают.
Вы можете сказать, что те, от кого зависит чужая жизнь, должны получать соответствующую зарплату. Но я не уверен, что размер банковского счета влияет на способность концентрироваться. Например, Его Высочество Тони с зарплатой в 163 000 фунтов в год делает ошибку за ошибкой.
Рано или поздно придется признать, что культивирование чувства вины не работает, что врачи вне зависимости от квалификации будут продолжать втыкать иглу в глаз пациенту вместо задницы, что «ленд-роверы» будут въезжать на рельсы и вызывать крушения поездов. Мы должны прекратить наказывать людей за то, что они делают самое человечное на свете – ошибки. Для начала надо запретить рекламу адвокатов типа «Получил увечье на работе?» на общественном транспорте.
Пока из ошибок одних другие извлекают прибыль, эти ошибки будут иметь место. Как и желание высечь и обвинить, превратить несчастного человека только за то, что он оказался не на той работе не в тот день, в боксерскую грушу для всех.
Европа предлагает путешественнику огромный выбор. Вы можете отправиться ловить лосося в Исландии или рвануть под парусом в Грецию. Вы можете окунуться в грязи Французской Ривьеры или улететь в Амстердам. Вы можете плясать до упаду на Ибице или спустить все деньги в лондонских магазинах. И мы еще не рассматривали Италию. Так почему большая часть американцев, которые едут в Европу, начинает с Германии? Ведь Германия подходит для проведения отпуска не больше, чем телеповар Делия Смит для стояния у плиты.
Возможно, они слышали что-то про эту страну. Или брат служил в Висбадене, или отец провел ночь в небе над Гамбургом в сорок первом. Америка вступила в войну гораздо позже, но, судя по фильму «Перл-Харбор», она воевала всегда. Или в туристических справочниках Германия выглядит очень привлекательной для американцев?
У этих народов есть много общего. И те и другие едят гораздо больше чем следует. И те и другие обожают большие машины и очень плохо на них ездят. И у тех и у других абсолютно ужасное телевидение, где ведущие в кричащих костюмах выкрикивают участникам передачи дурацкие инструкции. Американец в штутгартском отеле переключает один за другим 215 абсолютно однотипных каналов и чувствует себя как дома. Затем после полуночи он добирается до 216-го и узнает совершенно новый способ использовани собаки…
Обе страны потребляют из Британии одно и то же – Бенни Хилла, мистера Бина и куртки Burberry's. Их объединяет вкус – и те и другие могут соединить апельсиновую ванную с пурпурным или коричневым ковровым покрытием. И только эти страны искренне считают себя демократическими, имея в багаже столько запретов, табу и предписаний, что ими можно задушить все население Китая. Причем дважды. В Германии вы не обязаны тормозить при виде маленьких собачек, зато обязаны иметь лицензию, чтобы играть в гольф. В Америке сочувственно кивают.
Похоже, Германия и Америка – близнецы-братья, и теперь уже мы можем кивать сочувственно, помня, что четверть американцев – выходцы из Германии. Кстати, после обретения независимости США в Сенате ставился вопрос о том, каким быть официальному языку нового государства: английским или немецким.
Огромное количество американцев проводит отпуск в фатерлянде. На прошлой неделе я познакомился с пожилой парой из Мичигана, Уилбуром и Миртл. Они упаковали свои летние вещички в кучу чемоданов, сделанных словно из старого коврика, дочка Донна отвезла их в детройтский аэропорт, чтобы они отправились в Кельн. Миртл запаслась сухим молоком, потому что прослышала про ящур в Европе и хотела подстраховаться. Уилбур всерьез боялся подцепить КГБ от говядины, зараженной BDSM, и в самолете потребовал, чтобы ему принесли цыпленка. И оба сомневались, есть ли цыплята в Европе.
Я все это знаю, потому что знаком с парнем, у которого они арендовали машину. Он им понравился не только потому, что говорил по-английски, но и потому, что твердо стоял на ногах вопреки всему, что они слыхали о европейцах. Миртл поинтересовалась, будет ли лучше поехать на антикварную ярмарку в Мюнхен или сперва поехать в немецкую Венецию – Франкфурт. Приятель ответил, что хоть во Франкфурте и есть речка, но это далеко не Венеция. Ничего не решив, старики ретировались, но через два часа уже позвонили ему. Запутавшись в знаках, они оказались в Голландии в маленьком кафе, где заказали цыпленка. Пока они его ели, кто-то разбил в машине стекло и вытащил весь багаж, паспорта, права и бумажник Уилбура. Возможно, это был наркоман во время ломки. Возможно, голландец решил, что это немцы, и отомстил за конфискованный в сорок втором отцовский велосипед. А может, ему не понравился номер, потому что в этом году все кельнские номера начинаются с букв KUT, означающих по-голландски самое грубое из нецензурных слов.
Уилбур и Миртл не получили помощи ни от голландской полиции, ни от немецкой. Проведя шесть часов в Европе, они решили, что с них довольно. И улетели.
При всей поверхностной схожести американской и германской культур в глубине все совершенно разное. В Германии вам никто не скажет «хорошего дня». Им наплевать, хорошим будет ваш день или не очень. Потому что они европейцы, а не американцы.
Я пишу эти строки в городе Циттау на польской границе. Я чувствую себя здесь как дома.
Рассекаю я по городу в открытой машине. Карта, слетев с пассажирского сиденья, сначала залепила мне лицо, а потом стремительно упорхнула по своим делам.
Ничего страшного в этом не было. Я знал название бара, где показывают трансляцию Grand Prix, у меня даже был его адрес. Достаточно было высунуться и спросить дорогу.
К несчастью, это была Германия, где если кто-то не знает в точности, чего вы ищете, то не скажет вам ни слова. Еще хуже, что это была Восточная Германия, где и спрашивать было некого.
Сначала я заметил эту проблему в безумно прекрасном саксонском городе Циттау, абсолютно пустом в полдевятого вечера пятницы. Я сразу вспомнил сцену из фильма «На берегу». Следующим по пути городом был Цвиков, здесь в опере давали «Аиду», но не было очередей в кассу, магазины были полны дорогой посуды, но не было покупателей, кругом были парковки, но не было машин. По последним данным, после падения Берлинской стены некоторые города потеряли до 65 процентов населения, потому как все подались в Западную Германию в поисках работы. Но я не верил в эти цифры – если 65 процентов уехали, то должны были остаться 35. И какого черта их тоже не видать?