– Кто там? – приподнимаясь на постели, спросил мистер Пиквик.
– Коридорный, сэр.
– Что нужно?
– Сэр, не можете ли вы сказать, кто из ваших знакомых джентльменов носит светло-синий фрак с золоченым значком и с буквами П. К. на нем?
«Должно быть, он взял почистить платье и позабыл, чье оно», – подумал мистер Пиквик и ответил:
– Мистер Уинкль, третья комната направо.
– Благодарю вас, сэр, – ответил коридорный, удаляясь.
– В чем дело? – закричал мистер Тапмен, когда громкий стук в дверь пробудил его от глубокого сна.
– Мне нужен мистер Уинкль! – послышался голос коридорного.
– Уинкль! Уинкль! – крикнул мистер Тапмен мистеру Уинклю, который спал в соседней комнате.
– Алло! – отозвался слабый голос с постели.
– Вас кто-то спрашивает... там у двери... – С трудом выдавив из себя эти слова, мистер Тапмен повернулся на другой бок и снова заснул.
– Спрашивает? – повторил мистер Уинкль, спрыгивая с постели и натягивая на себя необходимые принадлежности туалета. – Спрашивает? Кто бы это мог спрашивать меня так далеко от Лондона?
– Джентльмен ждет в столовой. – сказал коридорный, когда мистер Уинкль открыл дверь. – Джентльмен говорит, что ему обязательно нужно вас видеть и задержит он вас недолго.
– Странно, – пробормотал мистер Уинкль. – Я сейчас приду.
Он поспешно надел халат, закутался в плед и спустился по лестнице. Старуха и двое служителей занимались уборкой в столовой, у окна стоял офицер в мундире. Он повернулся при входе мистера Уинкля и чопорно поклонился. Приказав слугам выйти и плотно прикрыв за ними дверь, он сказал:
– Мистер Уинкль, если не ошибаюсь?
– Да, меня зовут Уинкль, сэр.
– Надеюсь, вас не удивит, сэр, если я скажу, что пришел к вам по поручению моего друга, доктора Слеммера Девяносто седьмого полка.
– Доктора Слеммера? – переспросил мистер Уинкль.
– Доктора Слеммера. Он поручил мне довести до вашего сведения его мнение, что вы вели себя вчера вечером не по-джентльменски и (добавил он) что ни один джентльмен не может позволить себе такого поведения по отношению к другому джентльмену.
Удивление мистера Уинкля было столь непритворным и очевидным, что не ускользнуло от внимания друга доктора Слеммера; поэтому он продолжал:
– Мой друг, доктор Слеммер, просил меня прибавить, что, по его убеждению, вчера вечером вы были и состоянии опьянения и, может быть, не отдаете себе отчета в степени оскорбления, вами нанесенного. Он поручил мне также заявить, что в случае ссылки на это обстоятельство, как на оправдание вашего поведения, он согласен принять ваше письменное извинение, которое я вам продиктую.
– Письменное извинение? – повторил мистер Уинкль в крайнем возбуждении.
– Разумеется, последствия отказа вам ясны, – холодно добавил посетитель.
– Вы уверены, что это поручение относится именно ко мне? – спросил мистер Уинкль, чей рассудок пребывал в результате этого необычайного объяснения в самом безнадежном смятении.
– Я сам не присутствовал при этом, – ответил посетитель, – но так как вы наотрез отказались вручить свою визитную карточку доктору Слеммеру, этот джентльмен просил меня установить личность владельца не совсем обычного фрака – светло-синего с позолоченным значком, на котором изображен бюст и литеры П. К.
Мистер Уинкль, услышав столь детальное описание своего фрака, вздрогнул от изумления. Друг доктора Слеммера продолжал:
– Из расспросов в гостинице я узнал, что владелец этого фрака прибыл вчера днем вместе с тремя другими джентльменами. Я тотчас же послал слугу к джентльмену, который, по-видимому, возглавляет компанию, а он указал на вас.
Если бы башня Рочестерского замка вдруг снялась с места и остановилась против окна, у которого стоял мистер Уинкль, его удивление было бы ничтожно по сравнению с тем глубоким изумлением, какое он испытывал, слушая приведенные выше слова. Вдруг ему пришло на ум, что фрак украден.
– Будьте добры, подождите одну секунду, – проговорил он.
– Пожалуйста, – ответил непрошенный посетитель.
Мистер Уинкль мигом взлетел по лестнице и дрожащими руками открыл саквояж. Фрак покоился на своем месте, но после тщательного осмотра оказалось, что кто-то несомненно надевал его прошлой ночью.
– Так и есть! – пролепетал мистер Уинкль, роняя фрак. – Я выпил после обеда слишком много вина, и мне смутно помнится, я выходил на улицу и курил сигару. Факт налицо – я был очень пьян; вероятно, я переоделся... куда-нибудь вышел... и кого-то оскорбил... Да, конечно, так оно и есть, и ужасные последствия – этот посетитель.
Вслед за сим мистер Уинкль направился в столовую с мрачной и страшною решимостью принять вызов воинственного доктора Слеммера и приготовился к наихудшему...
К этому решению мистера Уинкля вынуждали различные соображения, главным из коих была его репутация в клубе. Всегда он считался высшим авторитетом по всем вопросам спорта и физической тренировки, преследующей цели наступательные, оборонительные и просто безобидные; и если он уклонится от этого первого испытания – на глазах вождя, – авторитет его будет потерян навсегда. Кроме того, он не раз слыхал от лиц, в эти дела посвященных, что благодаря уговору секундантов пистолеты редко заряжались пулями; и, наконец, он решил, что, если он обратится к мистеру Снодграссу с просьбой быть секундантом и в пламенных выражениях нарисует ему опасность положения, этот джентльмен, по всей вероятности, сообщит обо всем мистеру Пиквику который тотчас же поставит в известность местные власти и спасет своего ученика от смерти или увечья.
С этими мыслями он вернулся в столовую и заявил о своем намерении принять вызов доктора.
– Угодно вам назвать одного из ваших друзей, с которыми я мог бы условиться о времени и месте встречи? – спросил офицер.
– Это совершенно излишне, – возразил мистер Уинкль, – назначьте время и место, и я явлюсь туда в сопровождении своего друга.
– Скажем... сегодня вечером, на закате? – предложил офицер небрежным тоном.
– Очень хорошо, – ответил мистер Уинкль, думая про себя, что это очень плохо.
– Вы знаете форт Питта? [24]
– Да, видел вчера.
– Потрудитесь тогда выйти в поле, которое тянется вдоль рва, и свернуть по тропинке влево, пока не дойдете до угла форта, затем идите прямо, пока не увидите меня. Я провожу вас в уединенное место, где мы завершим все дело, не боясь никакой помехи.