– Это было не эхо, – сказал подземный дух.
Гебриел Граб оцепенел и ничего не мог ответить.
– Что ты тут делаешь в рождественский сочельник? – сурово спросил подземный дух.
– Я пришел рыть могилу, сэр, – заикаясь, пробормотал Гебриел Граб.
– Кто бродит среди могил по кладбищу в такую ночь? – крикнул подземный дух.
– Гебриел Граб! Гебриел Граб! – взвизгнул дикий хор голосов, которые, казалось, заполнили кладбище.
Гебриел пугливо оглянулся – ничего не было видно.
– Что у тебя в этой бутылке? – спросил подземный Дух.
– Джин, сэр, – ответил пономарь, задрожав еще сильнее, ибо он купил его у контрабандистов, и ему пришло в голову, не служит ли существо, допрашивающее его, в акцизном департаменте подземных духов.
– Кто пьет джин в одиночестве на кладбище в такую ночь? – спросил подземный дух.
– Гебриел Граб! Гебриел Граб! – снова раздались дикие голоса.
Подземный дух злобно скосил глаза на устрашенного пономаря, а затем, повысив голос, воскликнул:
– И кто, стало быть, является нашей законной добычей?
На этот вопрос невидимый хор ответил нараспев, словно хор певчих, поющих под мощный аккомпанемент органа в старой церкви, – эти звуки, казалось, донеслись до слуха пономаря вместе с диким порывом ветра и замерли, когда он унесся вдаль; но смысл ответа был все тот же:
– Гебриел Граб, Гебриел Граб!
Подземный дух растянул рот еще шире и сказал:
– Ну-с, Гебриел, что ты на это скажешь?
Пономарь ловил воздух ртом.
– Что ты об этом думаешь, Гебриел? – спросил подземный дух, задирая ноги по обеим сторонам надгробного камня и разглядывая загнутые кверху носки с таким удовольствием, словно созерцал самую модную пару сапог, купленную на Бонд-стрит.
– Это... это... очень любопытно, сэр, – ответил пономарь, полумертвый от страха. – Очень любопытно и очень мило, но, пожалуй, я пойду и закончу свою работу, сэр, с вашего позволения.
– Работу? – повторил подземный дух. – Какую работу?
– Могилу, сэр, рытье могилы, – пробормотал пономарь.
– О, могилу, да! – сказал подземный дух. – Кто роет могилы в такое время, когда все другие люди веселятся и радуются?
Снова раздались таинственные голоса:
– Гебриел Граб! Гебриел Граб!
– Боюсь, что мои друзья требуют тебя, Гебриел, – сказал подземный дух, облизывая щеку языком – замечательный был у него язык. – Боюсь, что мои друзья требуют тебя, Гебриел, – сказал подземный дух.
– Не прогневайтесь, сэр, – отвечал пораженный ужасом пономарь, – я не думаю, чтобы это могло быть так, сэр, они меня не знают, сэр; не думаю, чтобы эти джентльмены когда-нибудь видели меня, сэр!
– Нет, видели. – возразил подземный дух. – Мы знаем человека с хмурым лицом и мрачной миной, который шел сегодня вечером по улице, бросая злобные взгляды на детей и крепко сжимая свою могильную лопату. Мы знаем человека с завистливым и недобрым сердцем, который ударил мальчика за то, что мальчик мог веселиться, а он – Гебриел – не мог. Мы его знаем, мы его знаем!
Тут подземный дух разразился громким пронзительным смехом, который эхо повторило в двадцать раз громче, и, вскинув ноги вверх, стал на голову, или, вернее, на самый кончик своей конусообразной шляпы, – стал на узком крае надгробного камня, откуда с удивительным проворством кувырнулся прямо к ногам пономаря, где и уселся в той позе, в какой обычно сидят портные на своих столах.
– Боюсь... боюсь, что я должен вас покинуть, сэр, – сказал пономарь, делая попытку пошевельнуться.
– Покинуть нас! – воскликнул подземный дух. – Гебриел Граб хочет нас покинуть. Хо-хо-хо!
Когда подземный дух захохотал, пономарь на одну секунду увидел ослепительный свет в окнах церкви, словно все здание было иллюминовано. Свет угас, орган заиграл веселую мелодию, и целые толпы подземных духов, точная копия первого, высыпали на кладбище и начали прыгать через надгробные камни, ни на секунду не останавливаясь, чтобы передохнуть, и перескакивали один за другим через самые высокие памятники с поразительной ловкостью. Первый подземный дух был самым изумительным прыгуном, и никто другой не мог с ним состязаться; несмотря на крайний испуг, пономарь невольно заметил, что, в то время как остальные довольствовались прыжками через надгробные камни обычных размеров, первый перепрыгивал через семейные склепы с их железной оградой перепрыгивал с такой легкостью, словно это были уличные тумбы.
Игра была в самом разгаре; орган играл быстрее и быстрее, и все быстрее прыгали духи, свертываясь спиралью, кувыркаясь на земле и перелетая, как футбольные мячи, через надгробные камни. Голова у пономаря кружилась от одного вида этих быстрых движений, и ноги подкашивались, когда призраки пролетали перед его глазами, как вдруг король духов, бросившись к нему, схватил его за шиворот и вместе с ним провалился сквозь землю.
Когда Гебриел Граб перевел дыхание, на секунду прервавшееся от стремительного спуска, он убедился, что находится, по-видимому, в большой пещере, наполненной толпами подземных духов, уродливых и мрачных. Посреди пещеры на возвышении восседал его кладбищенский приятель, а возле него стоял сам Гебриел Граб, который был не в силах пошевельнуться.
– Холодная ночь, – сказал король подземных духов, – очень холодная! Принесите стаканчик чего-нибудь согревающего.
Услышав такой приказ, с полдюжины вечно улыбающихся подземных духов, коих Гебриел Граб счел по этому признаку придворными, мгновенно скрылись и быстро вернулись с кубком жидкого огня, который подали королю.
– Так! – воскликнул подземный дух, у которого щеки и глотка стали прозрачными, когда он глотал пламя. – Бот это действительно хоть кого согреет. Подайте такой же кубок мистеру Грабу.
Тщетно уверял злополучный пономарь, что он не имеет обыкновения пить на ночь горячее; один из духов держал его, а другой вливал ему в глотку пылающую жидкость; все собрание визгливо смеялось, когда, проглотив огненный напиток, он кашлял, задыхался и вытирал слезы, хлынувшие из глаз.
– А теперь, – сказал король, шутливо ткнув в глаз пономарю острием своей конусообразной шляпы и причинив этим мучительную боль, – а теперь покажите человеку уныния и скорби несколько картин из нашей собственной великой сокровищницы.
Когда подземный дух произнес эти слова, густое облако, заслонявшее дальний конец пещеры, постепенно рассеялось, и появилась, как будто на большом расстоянии, маленькая и скудно меблированная, но уютная и чистая комнатка. Группа ребятишек собралась возле яркого огня, цепляясь за платье матери и прыгая вокруг ее стула. Мать изредка вставала и отодвигала занавеску на окне, словно поджидала кого-то. Скромный обед был уже подан на стол, и кресло придвинуто к камину. Раздался стук в дверь; мать открыла ее, а дети столпились вокруг и радостно захлопали в ладоши, когда вошел их отец. Он промок, устал и отряхивал снег со своей одежды. Дети вертелись вокруг него и, схватив его плащ, шляпу, палку и перчатки, мигом унесли их из комнаты. Потом, когда он сел обедать возле очага, дети взобрались к нему на колени, мать сидела подле него, и казалось, здесь все были счастливы и довольны.