Королевский юрисконсульт Базфаз сделал в этом месте паузу, чтобы посмотреть, улыбнутся ли присяжные на его шутку; но так как никто ее не понял, кроме зеленщика, чья восприимчивость в данном случае была, вероятно, вызвана тем, что в это самое утро он над собственной тележкой проделал упомянутую операцию смазывания колес, то высокоученый королевский юрисконсульт счет уместным, заканчивая свою речь, снова впасть в унылый тон.
– Но довольно об этом, джентльмены, – продолжал королевский юрисконсульт Базфаз, – Трудно улыбаться, когда ноет сердце, не подобает шутить, когда затронуты наши глубочайшие чувства. Надежды на будущее моей клиентки разбиты; и отнюдь не будет преувеличением сказать, что она осталась ни с чем. Билетик снят, но жильца нет. Подходящие жильцы – холостые джентльмены – проходят мимо, но никто не приглашает их навести справки в доме или вне дома. Уныние и тишина в нем, замолк даже голос ребенка; его младенческие игры заброшены, когда мать плачет; он забыл о своих «отборных» и «обыкновенных» шариках; он забывает давно знакомый возглас: «Запускай!» и не играет в чижи и чет или нечет. Но Пиквик, джентльмены... Пиквик, безжалостный разрушитель этого мирного оазиса в пустыне Госуэлл-стрит... Пиквик, который засорил источник и загрязнил чистую мураву... Пиквик, представший сегодня перед вами с его бездушным томатным соусом и грелками... Пиквик все еще поднимает голову с бесстыдной наглостью и взирает без единого вздоха на произведенное им разрушение. Возмещение убытков, джентльмены, солидное возмещение убытков – вот единственное наказание, какое вы можете на него возложить, единственная компенсация, какую вы можете предоставить моей клиентке. И с просьбой о возмещении убытков она обращается теперь к просвещенному, высоконравственному, справедливому, добросовестному, беспристрастному, сочувствующему, вдумчивому жюри, составленному из ее цивилизованных соотечественников.
Закончив речь этой блестящей тирадой, королевский юрисконсульт Базфаз сел, а мистер Стейрли проснулся.
– Вызовите Элизабет Клаппинс! – сказал королевский юрисконсульт Базфаз, вставая через минуту, с новой энергией.
Ближайший судебный пристав вызвал Элизабет Таппинс, другой, стоявший немного дальше, потребовал Элизабет Джапкинс, а третий выбежал задыхаясь на Кинг-стрит и взывал к Элизабет Маффинс, пока не охрип.
Между тем миссис Клаппинс соединенными усилиями миссис Бардл, миссис Сендерс, мистера Додсона и мистера Фогга была поставлена на место для свидетелей; и когда она благополучно утвердилась на верхней ступени, миссис Бардл расположилась на нижней, с носовым платком и патенами в одной руке и стеклянной бутылкой, содержащей не менее четверти пинты нюхательной соли, в другой, готовая ко всяким случайностям. Миссис Сендерс, чьи глаза были пристально устремлены на лицо судьи, поместилась рядом, с огромным зонтом, держа большой палец правой руки на пружине с таким серьезным видом, словно приготовилась раскрыть зонт по первому знаку.
– Миссис Клаппинс, – сказал королевский юрисконсульт Базфаз, – пожалуйста, успокойтесь, сударыня.
Разумеется, как только миссис Клаппинс предложили успокоиться, она зарыдала с удвоенным рвением и проявила различные тревожные симптомы приближающегося обморока, или, как выразилась она впоследствии, наплыва чувств.
– Припоминаете ли вы, сударыня, – сказал королевский юрисконсульт Базфаз после нескольких несущественных вопросов, – что в одно памятное июльское утро прошлого года вы находились у миссис Бардл в задней комнате второго этажа, когда она убирала помещение Пиквика?
– Да, милорд и присяжные, помню, – ответила миссис Клаппинс.
– Кажется, гостиная мистера Пиквика находилась во втором этаже, окнами на улицу?
– Да, сэр, – отвечала миссис Клаппинс.
– Что вы делали в задней комнате, сударыня? – осведомился маленький судья.
– Милорд и присяжные, – сказала миссис Клаппинс с волнением, – я не буду вас обманывать.
– И хорошо сделаете, сударыня, – сказал маленький судья.
– Я была там, – продолжала миссис Клаппинс, – без ведома миссис Бардл; я вышла из дому с корзиночкой, джентльмены, чтобы купить три фунта красного продолговатого картофеля, который стоит два с половиной пенса за три фунта, когда увидела, что парадная дверь миссис Бардл не приперта.
– Не... что?! – воскликнул маленький судья.
– Приоткрыта, милорд, – объяснил королевский юрисконсульт Снаббин.
– Она сказала – не... приперта, – возразил с проницательным видом маленький судья.
– Это одно и то же, милорд, – сказал королевский юрисконсульт Снаббин.
Маленький судья посмотрел на него недоверчиво и сказал, что он это запишет. Миссис Клаппинс продолжала:
– Я вошла, джентльмены, только для того, чтобы поздороваться, и поднялась невзначай по лестнице в заднюю комнату. Джентльмены, в передней комнате слышались голоса, и...
– И, кажется, вы стали прислушиваться, миссис Клаппинс? – спросил королевский юрисконсульт Базфаз – Прошу прощения, сэр! – с величественным видом возразила миссис Клаппинс. – Я бы не позволила себе такого поступка. Голоса были очень громкие, сэр, и они сами проникали мне в уши.
– Отлично, миссис Клаппинс, вы не прислушивались, но тем не менее слышали голоса. Не был ли один из них голос Пиквика?
– Да, сэр.
И миссис Клаппинс, точно установив, что мистер Пиквик обращался к миссис Бардл, воспроизвела с помощью многочисленных вопросов разговор, о котором наши читатели уже осведомлены.
Присяжные насторожились – это видно было по их лицам, – а королевский юрисконсульт Базфаз улыбнулся и сел. Их лица стали поистине угрожающими, когда королевский юрисконсульт Снаббин сообщил, что он не будет допрашивать свидетельницу, ибо мистер Пиквик считает своим долгом по отношению к ней заявить, что ее показания в основном правильны.
Миссис Клаппинс, раз пробив лед, нашла, что ей представляется удобный случай войти в краткое рассуждение о собственных домашних делах; поэтому она немедленно начала сообщать суду, что в момент настоящего заседания она мать восьмерых детей и что она питает тайную надежду подарить мистера Клаппинса девятым через каких-нибудь шесть месяцев, считая от сегодняшнего дня. На этом интересном месте маленький судья с большим раздражением прервал ее, вследствие чего достойная леди и миссис Сендерс были без дальнейших разговоров вежливо выведены из суда под эскортом мистера Джексона.
– Натэниел Уинкль! – провозгласил мистер Скимпин.
– Здесь! – отозвался слабый голос.
Мистер Уинкль занял место для свидетелей и, принеся должным образом присягу, поклонился судье с большим почтением.
– Смотрите не на меня, сэр! – резко сказал судья в ответ на поклон. Смотрите на присяжных.
Мистер Уинкль исполнил приказание и стал смотреть на то место, где, по его предположениям, с наибольшей вероятностью должны были находиться присяжные, ибо видеть что-нибудь в его состоянии душевного смятения было невозможно.