– Хотите этого? – спросил жирный парень, вонзив в паштет нож и вилку по самую рукоятку.
– Маленький кусочек, пожалуй, – отвечала Мэри.
Жирный парень положил Мэри маленький кусочек, а себе – большой, и только что собрался приступить к еде, как вдруг наклонился вперед и, положив руки на колени, не выпуская ножа и вилки, очень медленно проговорил:
– Послушайте, какая вы аппетитная!
Это было сказано восторженным тоном и могло показаться лестным, но глаза молодого джентльмена смотрели по-каннибальски, и комплимент звучал двусмысленно.
– Ах, боже мой, Джозеф! – воскликнула Мэри, притворяясь смущенной. – Что это вы говорите!
Жирный парень постепенно выпрямился и ответил тяжелым вздохом, затем несколько секунд пребывал в задумчивости и, наконец, отхлебнул портеру. Совершив этот подвиг, он снова вздохнул и усердно приналег на паштет.
– Какая милая молодая леди мисс Эмили! – сказала Мэри после долгого молчания.
Жирный парень успел за это время прикончить паштет. Он посмотрел на Мэри и ответил:
– Я знаю кое-кого получше.
– Вот как! – сказала Мэри.
– Да! – подтвердил жирный парень с необычайным для него оживлением.
– Как ее зовут? – полюбопытствовала Мэри.
– А вас как?
– Мэри.
– И ее точно так же, – объявил жирный парень. Она – это вы.
Парень ухмыльнулся, чтобы подчеркнуть свой комплимент, и не то скосил глаза, не то прищурился; есть основания предполагать, что он хотел сделать глазки.
– Не говорите так, – сказала Мэри, – ведь вы этого не думаете.
– Не думаю? – возразил жирный парень. – Думаю. Послушайте!
– Что?
– Вы всегда будете сюда приходить?
– Нет, – отвечала Мэри, покачав головой. – Я здесь только сегодня до вечера. А почему вы спрашиваете?
– Ах, как бы мы чудесно обедали вместе, если бы вы здесь остались! – с чувством сказал жирный парень.
– Пожалуй, я бы изредка забегала сюда – повидаться с вами, – сказала Мэри, с притворным смущением теребя скатерть, – если вы мне окажете одну услугу.
Жирный парень перевел взгляд с пустого блюда из-под паштета на жаркое, словно считал, что всякая услуга должна иметь какое-то отношение к еде, затем вытащил из кармана полукрону и с беспокойством взглянул на нее.
– Вы меня понимаете? – спросила Мэри, лукаво посматривая на его одутловатое лицо.
Он снова взглянул на полукрону и чуть слышно ответил:
– Нет.
– Леди не хотят, чтобы вы говорили старому джентльмену о молодом джентльмене в гостиной, и я вас тоже очень прошу.
– И это все? – с явным облегчением осведомился жирный парень, пряча в карман полукрону. – Ни слова не скажу.
– Видите ли, – пояснила Мэри, – мистер Снодграсс очень любит мисс Эмили, а мисс Эмили очень любит мистера Снодграсса, и если вы расскажете об этом старому джентльмену, он вас всех увезет далеко отсюда, в деревню, и там вы никого не будете видеть.
– Нет, я ни за что не скажу! – решительно заявил жирный парень.
– Пожалуйста, не говорите, – просила Мэри. – А теперь пора мне идти наверх – переодеть мою хозяйку к обеду.
– Не уходите, – взмолился жирный парень.
– Нужно идти, – возразила Мэри. – Ну, а пока до скорого свидания!
Жирный парень с игривостью слоненка растопырил руки, надеясь сорвать поцелуй, во так как не требовалось большой ловкости, чтобы от него ускользнуть, то покорительница его сердца скрылась раньше, чем он успел ее обнять. После этого апатичный юноша уплел с сентиментальным видом около фунта мяса и крепко заснул.
Столько нужно было обсудить вопросов и столько обдумать планов, касавшихся побега и бракосочетания в том случае, если старик Уордль не смягчится, что до обеда оставалось не больше получаса, когда мистер Снодграсс окончательно распрощался. Леди побежали в спальню Эмили переодеваться, а влюбленный, взяв шляпу, вышел из комнаты. Не успел он закрыть за собой дверь, как раздался громкий голос Уордля, и, перегнувшись через перила, мистер Снодграсс увидел его самого, – он поднимался по лестнице с какими-то джентльменами. Понятия не имея о расположении комнат, мистер Снодграсс в смятении поспешил вернуться туда, откуда только что вышел, а затем, перейдя в соседнюю комнату (спальню мистера Уордля), тихо притворил за собой дверь как раз в тот момент, когда джентльмены, увиденные им мельком, входили в гостиную. Это были мистер Уордль, мистер Пиквик, мистер Натэниел Уинкль и мистер Бенджемин Эллен, которых он без труда узнал по голосам.
«Какое счастье, что у меня хватило присутствия духа избежать встречи с ним! – с улыбкой подумал мистер Снодграсс, направляясь на цыпочках к другой двери, по соседству с кроватью. – Эта дверь выходит в тот же коридор, и я могу удалиться тихо и мирно».
Обнаружилось только одно препятствие, которое помешало ему удалиться тихо и мирно: оно состояло в том, что дверь была заперта на ключ, а ключа не было.
– Подайте нам сегодня, любезный, самое лучшее вино, какое у вас есть, – сказал старик Уордль, потирая руки.
– Вы получите самое лучшее, сэр, – отвечал лакей.
– Доложите леди, что мы пришли.
– Слушаю, сэр.
Мистер Снодграсс страстно и пламенно мечтал о том, чтобы леди было доложено о его прибытии. Он даже рискнул прошептать в замочную скважину: «Лакей!» – но у него мелькнула мысль, что на выручку может явиться какой-нибудь другой лакей, и вдобавок он обнаружил удивительное сходство между своим положением и тем, в каком недавно очутился один джентльмен в соседней гостинице (отчет о злоключениях последнего появился в утреннем номере сегодняшней газеты, в рубрике «Происшествия»). Мистер Снодграсс уселся на чемодан и задрожал всем телом.
– Перкера не будем ждать, – сказал Уордль. – Он всегда аккуратен. Он будет вовремя, если рассчитывает приехать. А если нет, ждать бесполезно. Вот и Арабелла!
– Сестра! – вскричал мистер Бенджемин Эллен, романтически сжимая ее в своих объятиях.
– Ах, милый Бен, как от тебя пахнет табаком! – сказала Арабелла, слегка ошеломленная таким проявлением любви.
– Разве? – удивился мистер Бенджемин Эллен. – Разве, Белла? Ну, что ж, может быть.
Да, это действительно могло быть, ибо он только что покинул приятную компанию, которая состояла из двенадцати студентов-медиков, куривших в маленькой комнате с большим камином.
– Но я очень рад тебя видеть, – продолжал мистер Бен Эллен. – Да благословит тебя бог, Белла!
– Милый. Бен, – сказала Арабелла, целуя брата, – больше не обнимай меня, ты мне все платье изомнешь.