– Конечно.
– Там мы будем завтракать. И клянусь Юпитером, мальчик с корзинкой уже там – точен, как часовой механизм.
– Совершенно верно, – просияв, сказал мистер Пиквик. – Славный малый! Сейчас дам ему шиллинг. Ну, Сэм, катите меня.
– Держитесь, сэр, – сказал мистер Уэллер, оживившись от предвкушения завтрака. – Прочь с дороги, кожаные гетры! Если вы дорожите моей жизнью, не опрокиньте меня, как говорил джентльмен вознице, когда тот вез его на Тайбурн [57] .
И, разбежавшись, мистер Уэллер легко покатил своего хозяина к зеленому холму, ловко вывалил его у самой корзины и принялся ее распаковывать с величайшим проворством.
– Телятина в тесте, – беседовал сам с собой мистер Уэллер, раскладывая съестные припасы на траве. – Очень хорошая штука – телятина в тесте, если вы знаете леди, которая ее готовила, и совершенно уверены, что это не кошатина, а в конце концов не все ли равно, если кошка так похожа на телятину, что даже сами пирожники не могут отличить.
– Не могут, Сэм? – спросил мистер Пиквик.
– Не могут, сэр, – отвечал мистер Уэллер, прикасаясь рукою к шляпе. Когда-то я жил в одном доме с пирожником, сэр, и очень он был хороший человек – регулярная голова вдобавок, – паштеты умел выделывать из чего угодно. «У вас много кошек, мистер Брукс», – говорю я ему, когда подружился с ним. «Да, говорит, у меня их очень много», – говорит. «Должно быть, очень любите кошек», – говорю. «Не я, а другие любят, – говорит и подмигивает мне, – а впрочем, сейчас не их сезон, подождем зимы», – говорит. «Не их сезон!» говорю. «Да, говорит, фрукты в сезон – кошки вон». – «Что вы хотите этим сказать?» – говорю. «Что хочу сказать? – говорит. – Да то, что я никогда не войду в союз мясников, чтобы повышать цену на мясо, – говорит. – Мистер Уэллер, – говорит он, жмет мне руку очень крепко и шепчет на ухо: – Вы этого никогда не повторяйте, но все дело в том, чтобы их подсезонить. От этого они все превращаются в благородных животных, – говорит и показывает на очень хорошенького серого котенка, – и я их сезоню под бифштекс, телятину или почки, смотря по спросу. Я вам больше скажу, – говорит он, – телятину я могу сделать бифштексом, бифштекс – почками, либо и то и другое – бараниной в один момент, как только изменится спрос на рынке и аппетиты потребуют разнообразия».
– Должно быть, это был очень изобретательный молодой человек, Сэм, – заметил с легкой дрожью мистер Пиквик.
– Вот именно, сэр, – ответил мистер Уэллер, продолжая выгружать корзину, – и паштеты были прекрасные. Язык – очень хорошая штука, если это не женский язык. Хлеб, окорок ветчины – ну и картина!.. Холодный ростбиф нарезанный – очень хорошо! А что в этих глиняных кувшинах, молодой повеса?
– В одном пиво, – сказал мальчик, снимая с плеча две больших глиняных бутыли, связанные кожаным ремнем, – в другом холодный пунш.
– А завтрак получился очень недурной, – заметил мистер Уэллер, с большим удовлетворением обозревая расставленные им закуски. – Ну-с, джентльмены, милости просим, как сказали, примкнув штыки, англичане французам.
Второго приглашения не понадобилось, чтобы побудить компанию воздать должное трапезе; не пришлось также настаивать, чтобы мистер Уэллер, рослый дозорщик и двое мальчиков расположились на траве неподалеку и начали уничтожать соответствующее количество яств. Старый дуб предоставил свою тень охотникам, а перед ними расстилалась широкая перспектива полей и лугов, пересеченных живыми изгородями и пышно декорированных лесом.
– Восхитительно, поистине восхитительно! – воскликнул мистер Пиквик, на чьем выразительном лице кожа под действием солнца быстро начала лупиться.
– Верно, верно, старина! – отозвался Уордль. – Ну-ка, стаканчик пунша!
– С большим удовольствием, – сказал мистер Пиквик, и довольная его физиономия, когда, пунш был выпит, подтверждала искренность ответа.
– Хорошо! – причмокивая, сказал мистер Пиквик. – Очень хорошо. Выпью еще стаканчик. Холодный, очень холодный. Ну-с, джентльмены, – продолжал мистер Пиквик, все еще не выпуская из рук кувшина, – тост! За наших друзей в Дингли Делле.
Тост был принят под громкие возгласы.
– Я вам скажу, что я намерен сделать, чтобы наловчиться в стрельбе, – начал мистер Уинкль, который ел ветчину с хлебом, пользуясь складным ножом.
– Я посажу чучело куропатки на столб и буду упражняться, начну с небольшого расстояния и постепенно буду его увеличивать. Мне кажется, это превосходная практика.
– Я знаю одного джентльмена, сэр, – сказал мистер Уэллер, – который так и сделал и начал с двух ярдов, но больше ему не пришлось стрелять, потому что начисто сдул птицу с первого же выстрела, так что и перышка ее никто с тех пор не видал.
– Сэм! – сказал мистер Пиквик.
– Сэр? – отозвался мистер Уэллер.
– Будьте добры, приберегите свои анекдоты, пока они не потребуются.
– Слушаю, сэр.
При этом мистер Уэллер так искусно подмигнул глазом, не заслоненным кружкой пива, которую он поднес к губам, что с двумя мальчиками сделались конвульсии и даже долговязый дозорщик снисходительно улыбнулся.
– Да, это, несомненно, превосходнейший холодный пунш, – сказал мистер Пиквик, многозначительно поглядывая на глиняную бутыль, – а день чрезвычайно жаркий, и... Тапмен, мой дорогой друг, стаканчик пунша?
– С величайшим наслаждением, – ответил мистер Тапмен, и, осушив этот стаканчик, мистер Пиквик выпил еще один, но лишь затем, чтобы узнать, нет ли в пунше апельсинной корки, ибо от апельсинной корки ему всегда бывало худо; убедившись, что ее нет, мистер Пикник выпил еще стаканчик за здоровье отсутствующего друга, а затем почувствовал безусловную необходимость выпить за неизвестного составителя пунша.
Это непрерывное осушение стаканчиков возымело заметное действие на мистера Пиквика; его физиономия сияла самыми солнечными улыбками, губы подергивались от смеха, в глазах светилось благодушное веселье. Уступая мало-помалу действию возбуждающего напитка, оказывавшего особенное влияние благодаря жаре, мистер Пиквик выразил сильное желание вспомнить песенку, которую слышал в детстве, и, так как попытка оказалась неудачной, попробовал подстегнуть свою память еще несколькими стаканчиками пунша, каковые, по-видимому, оказали как раз обратное действие; ибо, забыв слова песни, он начал забывать и членораздельное произношение слов; в заключение он встал, желая обратиться к обществу с красноречивым спичем, но свалился в тачку и моментально заснул крепким сном.
Когда корзину вновь увязали и выяснилась полная невозможность вывести мистера Пиквика из оцепенения, стали совещаться, как поступить: отвезти ли мистеру Уэллеру своего хозяина назад, или оставить его на месте пока они не соберутся в обратный путь. В конце, концов остановились на последнем решении; и так как предстоящая экспедиция должна была занять не больше часу и так как мистер Уэллер очень настойчиво просил их взять его с собой, решено было оставить мистера Пиквика спать в тачке и зайти за ним на обратном пути. Таким образом, они пустились в путь, а мистер Пиквик с полным комфортом храпел в тени.