— Полоса неудач? То есть ты называешь все, что произошло с тобой, обычным невезением? — Олимпия сокрушенно покачала головой. — Кто-то хочет твоей смерти, Пен. И я уверена, что ты знаешь имя этого человека не хуже, чем я.
— Да, знаю. И все же, кто стоит за всем этим: Кларисса, Чарлз или они оба? Я уверена, что именно Чарлз устроил мое похищение. Но один из моих похитителей, тот самый, что передал меня мадам, говорил, что я не угодила какой-то «красивой молодой леди». Никто, однако, не называл имен. Кларисса на днях проговорилась — мол, она знает, что я там была. Но ведь она легко может отказаться от своих слов. И кому тогда поверят — мне или ей? Мы также знаем, что за двумя покушениями на мою жизнь стоит миссис Крэтчитт, поскольку она чувствовала, что я знаю о ней нечто такое, за что ее могут повесить.
— Знаешь нечто такое?.. То есть помимо того, что она похищает молодых девушек и заставляет их продавать себя?
— Видишь ли, я сказала кое-что своим похитителям. Сказала, что знаю: на кровати, куда меня бросили, кто-то умер. И если они передали миссис Крэтчитт мои слова, то как, по-твоему, она должна была со мной поступить? Ответ напрашивается сам собой. Тем более что теперь мы точно знаем: она убила немало людей, которые едва ли были ей так же опасны. Ты ведь понимаешь, в чем наша проблема, верно? Мы знаем, что моей смерти желают по меньшей мере трое: Чарлз, Кларисса и миссис Крэтчитт. Я думаю, все они пытались меня убить, но доказательств нет. Если мы хотим обвинить барона в покушении на убийство, нам нужны доказательства. Конечно, титул у Чарлза не очень-то громкий в силу сомнительности заслуг того, кто его получил, но он все же остается дворянином и аристократом. Такого человека не призовешь к ответу, просто указав на него пальцем. Нужны неоспоримые факты. Эштон, его друзья, мои братья и Дариус — все они пытаются найти доказательства и прилагают к тому максимум усилий.
— Но ведь ясно же: Чарлз не хочет, чтобы ты дожила до возраста вступления в наследство или вышла замуж. Если подобное произойдет, он все потеряет. Но эту тему мы можем обсудить позднее. Если же не брать в расчет того, что этот глупец, — леди Олимпия бросила выразительный взгляд на Эштона, — попался на крючок Клариссы, почему ты не можешь выйти за него замуж?
Пенелопа вздохнула. Отвлечь тетю от насущной темы разговорами о тайнах и убийствах ей не удалось. Она вопросительно посмотрела на Эштона, как бы спрашивая, готов ли он обо всем рассказать леди Олимпии. Он делал то, что считал должным, чтобы спасти семью от разорения, но, возможно, не хотел рассказывать о столь деликатных вещах ее грозной тетушке, явно относившейся к нему с антипатией. К тому же Эштон совсем не знал эту женщину. Пенелопа выдохнула с облегчением, когда он, похлопав ее по руке, посмотрел Олимпии прямо в глаза.
— Миледи, моя семья в отчаянном положении, — сказал он напрямик. — Мой отец был распутник и мот. Он настолько глубоко залез в долги, что мне теперь остается либо жениться на деньгах, либо распродать все, что было нажито Радмурами со времен королевы Елизаветы.
— Это все равно не объясняет, почему вы не можете жениться на моей племяннице. Только не пытайтесь убедить меня в том, что не вы лишили ее девственности, — сказала тетя Олимпия.
— Я знаю, что поступил дурно. И я никогда не лгал Пенелопе относительно своих планов. Она прекрасно знает: я при всем желании не смогу ничего изменить. Я оказался в безвыходном положении. У меня два брата, три сестры, две тетушки и мать, и всех их я должен содержать. Мне ужасно неприятно делать то, что я делаю. То есть я прекрасно понимаю, что являюсь презренным охотником за приданым. Но, как говорится, «нужда заставит, когда дьявол правит». Чарлз держит у себя векселя моего отца. С их помощью он может разорить нас всех.
— А чем вам не нравятся деньги Пенелопы?
— Тетя, у меня нет никаких денег. Только крохотный пенсион, небольшие суммы от отцов мальчиков. И еще — дом, который Чарлз считает своим. Этого явно не хватит, чтобы спасти лорда Радмура и его семью от долговой тюрьмы. Чарлз ни за что не позволит Эштону выплачивать долги постепенно, поскольку он задался целью выдать Клариссу за джентльмена с титулом и хорошей родословной. Эштону требуется очень крупная сумма.
Тетя Олимпия внезапно вздрогнула и замерла, уставившись на дверь. Пенелопа взглянула на нее с удивлением, но уже в следующее мгновение поняла, что произошло. Каждый волосок на ее теле встал дыбом. Она посмотрела на Эштона и увидела, что он, расстегнув манжету рубашки, в изумлении уставился на свою руку. Дядя Аргус был здесь.
Через несколько секунд дверь отворилась и в столовую вошел высокий широкоплечий мужчина. Опустив на пол ухмылявшихся Дариуса и Пола, висевших на нем, словно цепкие обезьянки, он легонько шлепнул обоих и выгнал из комнаты. Затем откинул со лба черную прядь и пристально посмотрел на виконта. Пенелопа тут же прикрыла глаза Эштона ладонью — они уже успели остекленеть — и, взглянув на Аргуса, пробормотала:
— Я не позволю тебе делать это с Эштоном, дядя. В том нет нужды. Мы ничего ни от кого не утаиваем и готовы ответить на все вопросы.
Аргус пожал плечами и, усевшись за стол рядом с Олимпией, проворчал:
— Я просто развлекся немного, вот и все. — Сняв с блюда крышку, он принялся накладывать себе на тарелку то, что осталось от завтрака.
Эштон убрал с глаз ладони Пенелопы и уставился на нее в полной растерянности:
— Что это было? Вначале я был готов встать и поздороваться с ним, а потом… Что было со мной потом? Я совершенно ничего не понимаю.
Пенелопа тихонько вздохнула.
— Дядя Аргус, позволь представить тебе Эштона Пенделлена Радмура, виконта Радмура. Эштон, это мой дядя Аргус Уэрлок, сэр Уэрлок. Он обладает способностью вызывать у людей желание рассказать ему обо всем. Но после своей исповеди люди ничего не помнят из того, что говорили.
— Это правда? — Виконт смотрел на сэра Аргуса с нескрываемым интересом.
— Эштон, ведь этот человек только что попытался выведать у тебя все твои тайны! Почему же ты смотришь на него так, словно видишь в нем решение всех своих проблем?
— Но разве мы не хотим добиться кое от кого честных ответов на наши вопросы?
— Ах вот ты о чем?.. — Пенелопа посмотрела на улыбающегося дядю, но его невинная улыбка не могла ее обмануть. Дядя Аргус бывал наиболее опасен как раз тогда, когда так вот мило улыбался.
— Что ж, выкладывайте… А я пока набью себе брюхо, — сказал Аргус и принялся за еду.
И вновь Пенелопе пришлось рассказать все с начала идо конца — о том, что случилось с ней, о тех неприятностях, что грозили Эштону, и обо всех их подозрениях. Она надеялась, что больше никто из родственников в ближайшее время не приедет, потому что ей уже надоело рассказывать об одном и том же. Особенно неприятно было говорить о том, что они с Эштоном не могут пожениться; каждый раз, говоря об этом, она испытывала боль.
— Так бросай эту коварную суку Клариссу и женись на нашей Пенелопе, — изрек Аргус.