Пенелопа вздрогнула от наслаждения, почти болезненно острого — в этот момент лорд Радмур накрыл ее грудь ладонью и осторожно лизнул ложбинку между грудями.
— Разве вам не следует сначала меня поцеловать? — спросила она.
Он поднял голову, заглянул ей в лицо, и Пенелопа едва перевела дух, встретившись с ним взглядом.
Сейчас его серые глаза потемнели и стали почти черными, а во взгляде было столько жара, что, казалось, он может прожечь насквозь. И еще в его взгляде было любопытство и… радостное удивление. Очевидно, она только что сказала нечто такое, что не укладывалось в ту роль, которую ее заставили играть.
Впрочем, это несоответствие не побудило его задавать вопросы, и Пенелопа невольно нахмурилась. Она вовсе не считала лорда Радмура тугодумом, и поэтому ее весьма озадачивал тот факт, что он с такой готовностью верит всему, что сказала ему о ней хозяйка борделя. Неужели он настолько наивен и слеп? Ведь та, что зарабатывала на жизнь, продавая других женщин всем желающим и готовым заплатить, едва ли была достойна доверия. А может, он из тех, кто, совершенно не задумываясь, предпочитает принимать на веру все услышанное — только бы это соответствовало желанию? Что ж, очень может быть. Действительно, зачем отказываться от удовольствий из-за каких-то угрызений совести? Но как часто такое происходит в подобных местах? Как часто невинные девушки страдали из-за нежелания мужчин задавать им вопросы, из-за нежелания прислушаться к их словам?
Заметив печаль в прекрасных глазах девушки, Эштон взял ее лицо в ладони. Он никогда не целовал куртизанок и шлюх и не был щедр на поцелуи и ласки даже в тех случаях, когда флиртовал с какой-нибудь молоденькой вдовушкой или с чужой женой, проявлявшей к нему благосклонность. Он прекрасно знал, что и многие другие мужчины придерживались таких же правил, поэтому считал, что так и должно быть. Эштон и на сей раз не отступил бы от своих привычек, если бы нежные губы лежавшей перед ним женщины так его не искушали. И если бы не печаль в ее глазах… Да-да, ему ужасно хотелось развеять ее печаль, хотелось увидеть ее улыбку.
Склонившись над девушкой, он провел губами по ее губам, и тотчас же по всему его телу прокатилось исходившее от нее тепло.
— О, ты такая аппетитная! — Эштон надеялся, что она не заметит удивления в его голосе. И тут же спросил себя: почему он так заботится о том, чтобы ни в коем случае ее не обидеть? — Знаешь, я бы с удовольствием попировал несколько часов, — добавил он с ухмылкой.
— Приношу мои глубочайшие извинения, сэр, но, боюсь, вам придется уйти с пира до того, как насытитесь. Придется уйти ради своего же собственного здоровья.
Эштон замер в напряжении. Он не знал, что сильнее его напугало — скрытая угроза в холодном мужском голосе или же холод пистолетного дула у виска. И конечно же, он сразу забыл о своей похоти — ее тотчас заменили смущение и страх. Но, как ни странно, на милом личике Пенелопы он не заметил ни малейших признаков страха, а увидел лишь чарующую смесь восторга и досады.
— Артемис, — сказала она тихо, но твердо, — нет нужды угрожать его сиятельству пистолетом. Ты же видишь, что он не вооружен.
— Но я вижу, что он взведен и готов выстрелить, — последовал ответ.
Пенелопа приподняла голову и досадливо поморщилась, увидев четырех мальчиков, стоявших у кровати. Все четверо от души смеялись грубоватой шутке Артемиса. Пенелопа, конечно, обрадовалась — ведь ее спасли. Но при мысли о том, как мальчикам пришлось рисковать, чтобы прийти к ней на помощь, у нее от ужаса волосы на затылке зашевелились. Артемису было всего шестнадцать, Стефану — только четырнадцать, Дариусу еще не исполнилось десяти, а Делмару совсем недавно минуло семь. И все они были еще слишком малы для того, чтобы бродить по лондонским улицам среди ночи. Но у Пенелопы не хватало духу ругать их за это — мальчикам было чем гордиться. Впрочем, она тут же дала себе слово попозже всерьез поговорить с Артемисом и выяснить, как девятилетний Дариус и семилетний Делмар сумели понять его скабрезную шутку. К тому же они были слишком малы и для того, чтобы смотреть на привязанную к кровати женщину и лежащего на ней обнаженного мужчину. Увы, с этим она уже ничего не могла поделать. Что же касается лорда Радмура, то про него уже нельзя было сказать, что он «взведен и готов выстрелить».
«А ведь он собирался поцеловать меня», — внезапно подумала Пенелопа и тут же отчетливо почувствовала болезненный укол разочарования. И было ясно, что не только зелье мадам заставило ее испытывать сожаление из-за того, что она не успела насладиться первым в своей жизни настоящим поцелуем. Более того, Пенелопа была уверена, что ей больше никогда не представится возможность исполнить хотя бы одно свое желание и осуществить хотя бы одну мечту из тех многих, главным героем которых являлся лорд Эштон Радмур. Тут она вдруг почувствовала, как детские руки отвязывают ее лодыжки от кроватных столбиков, и это ощущение заставило ее вернуться к реальности. Подняв голову, она с благодарностью посмотрела на Делмара.
— Слезайте с нее, — приказал лорду Радмуру Артемис.
— Это может создать неловкость, — заметила Пенелопа и густо покраснела, когда Эштон начал медленно приподниматься.
— Не думаю, что вид голого мужчины нас шокирует.
— Не сомневаюсь, что это так. Но я тоже голая. Вернее — все равно, что голая. — Она снова покраснела, когда Артемис окинул ее взглядом и глаза его расширились.
— Парни, отвернитесь, пока я не помогу Пен принять приличный вид, — приказал мальчикам Артемис.
— А как насчет мужчины? — спросил Делмар, послушно отвернувшись, как и все остальные.
— Я держу его на мушке, — ответил Артемис. Он снова посмотрел на Эштона: — Итак, милорд, слезайте с моей сестры. Слезайте же. И не думайте, что у меня не хватит духу вас пристрелить.
Эштон молча повиновался. Поднявшись с кровати, он посмотрел на того, кто держал пистолет, целясь ему в сердце. «И как этот тощий и долговязый юнец может обладать таким густым мужественным баритоном?» — промелькнуло у него.
Когда же он посмотрел в голодные голубые глаза молодого человека, у него не осталось ни малейших сомнений в том, что у этого юноши хватит мужества, решимости и гнева, чтобы исполнить свою угрозу. Не сводя взгляда с виконта, юнец шагнул к изголовью кровати, чтобы отвязать руку сестры. Эштон увидел сходство в лицах девушки на кровати и молодого человека с пистолетом. Лицо юноши было по-девичьи хорошеньким, хотя гнев и ожесточил его черты.
Взглянув на Пенелопу, Эштон увидел, что она никак не может отвязать вторую руку. Он перевел взгляд на юношу и сказал:
— Если позволите, я помогу.
— Только без фокусов, — заявил Артемис.
— Слово чести.
Молодой человек кивнул, и Эштон быстро отвязал запястье Пенелопы, затем молча отступил от кровати. Девушка попыталась сесть, и Эштон нахмурился, глядя на ее неуклюжие попытки сделать это. Она вела себя так, словно была пьяна, но он не уловил запаха спиртного в ее дыхании. Виконт пристально смотрел на нее, когда она возилась со своим нарядом в тщетных попытках добиться хоть какого-то подобия скромности.