— Похоже, мальчишки никогда не меняются, — пробормотала Пенелопа.
— Поход за покупками? — Она вопросительно взглянула на тетушку и дядю Аргуса.
Тот кивнул и привлёк к себе Дариуса.
— Я решил отвести старших мальчиков к одному знакомому портному. Он отлично шьет и при этом не дерет с клиентов три шкуры. Так что я забираю твоих старших братьев и Дариуса. Мы поедем снимать мерки. Септимус нам поможет.
Пенелопа смотрела на мальчиков и Септимуса, который был не намного старше их. У всех блестели глаза, и было ясно, что они очень рады. Разумеется, Аргус настоял на том, чтобы Септимус ехал с ними, чтобы новый костюм сшили и ему тоже. Это была хоть какая-то компенсация за нищенское жалованье, что получал от нее гувернер. У Пенелопы не хватило бы духу отказать им в удовольствии лишь потому, что гордость ее страдала — сама-то она не смогла бы устроить для них такой вот праздник, хотя ее вины в этом не было.
— Конечно, поезжайте, — кивнула Пенелопа и вопросительно посмотрела на тетю Олимпию, державшую за руки Джуно и Пола.
— Я собираюсь взять малышей на прогулку, — пояснила Олимпия.
Попросив детей никуда не уходить, она взяла Пенелопу под локоток и отвела в сторону.
— Если мамаша Джуно потратила на одежду ребенка хоть пенни из тех денег, что давал ей Квентин, я согласна съесть собственные туфли, — заявила тетушка. — Я видела одежду Джуно, но это и одеждой назвать трудно. Подозреваю, что ее мамаша купила единственное приличное платье для девочки лишь для того, чтобы привести ее в нем сюда.
— Да, знаю, — кивнула Пенелопа. — Хотя эта женщина была очень изысканно одета. Но, тетя…
— Нет, не спорь со мной. Тебя чудовищно обворовывали. Постоянно. На протяжении нескольких лет. Мы с Аргусом решили, что нам следовало лучше присматривать за этим домом и за тобой. Достаточно и того, что все наши родственники не стесняются обременять тебя своими детьми, причем началось это еще в то время, когда ты сама была почти ребенком. Считай, что таким образом мы с Аргусом приносим извинения за наше непростительное пренебрежение своими родственными обязанностями. К тому же эти дети и наши родственники. Итак, мы уже сказали остальным мальчикам, что завтра отправляемся с ними в город развлекаться, — добавила Олимпия.
Через несколько минут все уехали, и Пенелопа осталась одна с самыми маленькими мальчишками. Миссис Стак тоже не было в доме — она предупредила, что уйдет ненадолго. Дочь этой женщины все еще болела, и ее нельзя было оставлять на целый день в одиночестве. Пенелопе хотелось бы поговорить по душам с тетей Олимпией, но этот разговор мог и подождать.
Чтобы хоть чем-то заняться, Пенелопа достала рукоделие. Когда она вернулась в гостиную, мальчики уже собрались там. Кто-то читал, кто-то рисовал, кто-то играл в настольные игры. И все они вели себя на редкость примерно, что, конечно же, вызывало подозрения. Судя по всему, они старались быть послушными только потому, что тетя Олимпия пообещала им что-то особенное. Сначала Пенелопа огорчилась — ей казалось, что в этом доме, где она чувствовала себя хозяйкой, беззастенчиво распоряжаются другие люди, — но потом здравый смысл возобладал. Для подопечных Пенелопы ее авторитет всегда был непререкаем, и она прекрасно об этом знала. Мальчики считали ее главой семьи, и ей этого было вполне достаточно. А если время от времени тети, дяди, кузины и прочие родственники заезжают сюда, чтобы осыпать детей своими щедротами, то она, Пенелопа, должна не нервничать из-за этого, а, напротив, радоваться вместе с детьми тому, что они получают подарки. Однако придется дать детям понять, что далеко не все навещающие их родственники будут так же щедры на подарки — уже хотя бы потому, что не все могли позволить себе такие траты. Да и не каждый отец готов серьезно тратиться на чужих детей. Но в большинстве своем родственники Пенелопы были людьми добрыми и любили своих детей вне зависимости от того, родились они в браке или вне его. К тому же они были щедры, хотя иногда, сами того не замечая, могли проявить бестактность. И уж кому, как не ей, Пенелопе, следовало защищать мальчиков от обид, пусть и нанесенных не по злобе, а по недомыслию.
Пенелопа отложила шитье только тогда, когда пришло время готовить ужин. Вставая, она потянулась, затем взглянула на корзинку, где оставалось всего несколько вещей, еще требовавших починки. Пенелопа невольно поморщилась, подумав о том, что скоро корзинка опять наполнится. Она хотела попросить Конрада и Делмара помочь ей на кухне, но тут вдруг зарычала собака.
— Какая умилительная сцена, — послышался язвительный голос, и Пенелопа вздрогнула в испуге — она сразу же узнала этот голос.
Пенелопа медленно обернулась к Чарлзу. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не выдать свой страх. А выглядел он ужасно… Одежда его была в беспорядке, и Пенелопа испугалась за Теда или Неда, то есть того из близнецов, кто оставался с ней в доме, в то время как его брат отправился в город с тетей Олимпией. Ведь слуга ни за что добровольно не впустил бы Чарлза. Не впустил бы без борьбы. Изумлял уже тот факт, что Чарлз вышел победителем из этой схватки. Он был очень бледен, а глаза лихорадочно блестели. И Пенелопа очень надеялась, что блеск этот не являлся признаком безумия.
— Что ты тут делаешь? — спросила она. — Где слуга?
— Истекает кровью на ступенях.
— Ублюдок… Чего ты хочешь?
— Хочу всего, что у тебя есть, маленькая сучка. Моя ошибка заключалась в том, что я решил насладиться еще кое-чем помимо твоих земель и денег, хотел вкусить немного от того, что ты так щедро отдаешь Радмуру. Мне это не удалось, и я сейчас понял почему. Эта сука Крэтчитт привела к тебе Радмура, решив меня надуть, сделать так, чтобы не я стал твоим первым. И с тех пор меня преследуют неудачи. Мне надо было убить тебя при первой же возможности — не стоило тянуть с этим все эти годы. Чарлз рванулся к Пенелопе и схватил за руку. Все мальчики и пес тоже бросились к ней. И тут вдруг Пенелопа почувствовала прикосновение холодного металла — Чарлз приставил к ее виску пистолет. В кармане у него лежал еще один пистолет, и он впился Пенелопе в бок, когда Чарлз рванул ее к себе, — было очевидно, что он очень хорошо подготовился к визиту.
— Эй вы, ублюдки, стойте где стоите, или я пристрелю эту суку! — Чарлз злобно уставился на рычащего пса. — И этого кобеля уберите. Господи, как же мне хочется пристрелить этого уродца. А теперь — убирайтесь все. Быстрее! Вы же не хотите меня разозлить, верно?
И тут Пенелопа вдруг поняла, что от человека, державшего у ее виска пистолет, очень дурно пахло. А ведь прежде он всегда был необычайно опрятен и чистоплотен. Пожалуй, даже болезненно, маниакально чистоплотен. Но сейчас от него исходил омерзительный запах. Даже дыхание его казалось зловонным. В следующее мгновение Пенелопа поняла: Чарлз болен, очень болен…
Стараясь говорить как можно спокойнее, она сказала:
— Чарлз, ты нездоров.
— Я знаю, черт тебя побери! Знаю, что я нездоров! Да, я действительно болен. Проклятие, я умираю! И все из-за тебя! — Он направил пистолет на Охотника. — И из-за этого гнусного кобеля!