Алтея открыла дверь и столкнулась с одетым в халат Хартли, протянувшим руку к ручке двери.
— О, а я как раз собиралась поговорить с тобой.
— Хорошо. — Он схватил ее за руку и втащил в свою спальню. — Я тоже намеревался поговорить с тобой. Я больше не нуждаюсь в уходе и не хочу проводить ночи в одиночестве.
— А, да, понимаю.
Она сцепила перед собой руки, чтобы не запустить их под его халат и не погладить эту гладкую кожу, которой так любила касаться. Он хочет поговорить, и она тоже, так что лучше ей сейчас не поддаваться своему примитивному порыву. Для этого еще будет время.
— Это новое? — Кажется, Хартли не может оторвать взгляд от ее груди, и все его так тщательно подготовленные слова испарились. — Не помню, чтобы видел это раньше. — Он провел пальцами по пышной выпуклости над вырезом ее рубашки и заметил, как Алтея вздрогнула.
Пожалуй, лучше всего поговорить в постели, подумал он. В разгаре страсти Алтея может сказать те слова, которые он так хочет услышать. И ему, наверное, будет легче произнести их. Хартли обнял ее и притянул поближе к себе.
— Я думала, ты хотел поговорить, — сказала она, запуская руки ему под халат и легко поглаживая его бока.
— Мы можем поговорить в постели, — сказал он, целуя ее в шею.
Жар от одного этого нежного поцелуя обдал все ее тело. Она решила, что поговорить они смогут позже. Он уже так давно не держал ее в своих руках, не целовал, не касался. Все ее тело жаждало, чтобы он вошел в нее.
— Думаю, все произойдет быстро и неистово, — сказал он.
— Только не порви мое неглиже. Ты за него много заплатил.
Он засмеялся, стянул через голову ее рубашку, потом сбросил свой халат. Снова обняв Алтею, упал на кровать. Ощущение ее нежной кожи напомнило Хартли, как давно он не чувствовал ее страсти. Он целовал, касаниями языка показывая, как жаждет ее.
Алтея постаралась ответить на каждое его прикосновение. Она умирала от желания чувствовать жар его тела и вкус его поцелуев. Страсть вспыхнула сильно и жарко. Потом он взял в рот отвердевший сосок, и Алтея забыла, что ей нужно оставаться спокойной.
— Ну, Хартли, — потребовала она, ее тело дрожало от желания.
— Ты мне приказываешь, да?
Его не удивил собственный охрипший голос. Каждая клеточка его тела напряглась и была готова овладеть ею, требовалось усилие воли, чтобы сдерживаться. Он сел на колени, схватил жену за бедра и широко развел ее ноги. От охватившего его жара он застонал и потерял последние остатки самообладания.
Алтея была потрясена, когда он посадил ее в такое неприличное положение. Потом Хартли проник в нее, и ее жаждущее тело сказало: безразлично, как он это делает, только пусть продолжает. Ее тело выгнулось навстречу его телу, стремясь захватить его поглубже. Руки Хартли почти до боли сжимали ее бедра, потом он еще четыре раза сильно толкнулся в нее и наконец застыл. Он выкрикнул ее имя, и оно музыкой прозвучало в ее ушах.
— Действительно, это было быстро и неистово, — сказала Алтея, после того как они оба упали в постель, обнимая друг друга. — И шумно. Надеюсь, никто нас не услышал. Завтра я никому не смогу посмотреть в глаза.
— Никто тебя не слышал. — Хартли наслаждался видом ее обнаженного тела, поглаживая пальцами позвоночник. — Все ушли.
— Ну да, я знаю, что Жермен, Байяр, Альфред и Кейт уехали к Редмурам, но… — Она задумалась, а он приложил палец к ее губам, призывая к молчанию.
— Никого нет. Я отправил слуг сразу после ужина, они вернутся только через день. Весь дом в нашем распоряжении. — Он осторожно сдвинул ее и встал. — А сейчас я спущусь в кухню и поем, миссис Хаксли оставила нам еды.
— Голый? — Алтея села в постели, натянув простыню на грудь. Она изумилась, что после такой любовной схватки ее снова начинает щекотать любопытство.
— Мой дом. Никаких слуг. Да. Я собираюсь пойти в кухню и что-нибудь поесть. И сделаю это голым. Пойдешь со мной?
Она выбралась из постели и схватила халат.
— Я пойду, но не голая.
Хартли смотрел, как она идет впереди него, и ухмылялся. Он решил не говорить ей, что халатик, который был на ней, почти ничего не скрывает. Если так она чувствует себя прилично одетой, то он спорить не станет. Ему слишком нравится это зрелище. Потирая руки, он начал думать, какими способами они смогут заняться любовью в кухне.
К изумлению, а потом и к удовольствию Алтеи, Хартли решил опробовать кухонный стол. Едва Алтея пришла после этого в себя, как Хартли потащил ее в свой кабинет и занялся с ней любовью на письменном столе, сказав, что он всегда будет вспоминать об этом и что это согреет его в те дни, когда он будет заниматься работой.
В гостиной он уложил ее на диванчик под окном и ласкал ртом. В комнате для завтрака она прижала его к стене и вернула подарок. К тому времени как они занялись любовью на лестнице, Алтея утратила всякое чувство скромности. Но все-таки напоследок подумала: «Мы так и не успели поговорить».
Заря едва занималась, когда ее разбудил жаркий рот Хартли на ее груди. Алтея подняла руку и запустила пальцы в его волосы.
— Ты ненасытный.
— Только с тобой. — Он нежно прикусил сосок ее груди, отчего тот отвердел.
— Хартли, ты говорил, что хочешь о чем-то поговорить со мной, — напомнила она, борясь с желанием своего тела поддаться соблазну.
Хартли скользнул вверх и поцеловал ее.
— Я хочу, чтобы ты спала здесь. Каждую ночь.
— О, конечно. — Она вспыхнула. — Я тоже хотела поговорить с тобой об этом. Мне не нравится спать одной.
Хартли снова поцеловал ее, довольный тем, что она тоже хочет спать с ним в одной постели.
— Послушай, я сказал тебе кое-что, когда меня спасли, прямо перед тем, как потерял сознание. Ты никогда об этом не говорила, но я знаю, что ты меня слышала.
— Да, Хартли. Я знаю, тебе было больно, ты обрадовался, что тебя освободили, и я… — Она замолчала, когда он нежно накрыл ее рот своей рукой.
— Я так и думал. Но я тогда сказал правду, Алтея. И я был бы красноречивее, если бы мог тогда говорить. — Он не знал, хорошо ли, что она так вытаращила глаза, но продолжил: — Я думал, что вот-вот умру.
Она убрала его руку со своих губ.
— Я знаю, вот поэтому ты и почувствовал потребность сказать…
Он снова закрыл ей рот.
— Я чувствовал потребность сказать это, потому что боялся, что навсегда лишусь такой возможности. Я сидел в этом проклятом кресле, ожидая, когда Клодетта переломает мне все кости. Я думал обо всем, чего лишался, потому что не видел способа выйти оттуда живым. О, я говорил ей, что вы придете, хвастался многочисленными талантами твоей семьи, но сам думал о смерти. И о тебе. Что я не смогу больше обнять тебя, увидеть, заняться с тобой любовью. Я не думал ни о своих друзьях, ни о племянниках, я знал, что ты позаботишься о них. Ни о том, что нет наследника, к которому могли бы перейти мой титул и земли. Я думал только о тебе и о том, что умру, не сказав тебе, как ты мне дорога. Я говорил правду, родная, Я люблю тебя. — Он вытер слезу, покатившуюся по ее щеке. — Ты плачешь? — Он медленно убрал руку с ее губ.