– Или мою дочь, – пробормотал Дэвид, также доставая оружие.
Гэмел поспешно встал между ними и Фартингом.
– Сэр, это невозможно.
– Почему? – Питер перевел свирепый взгляд на Гэмела. – Этот тип крутился вокруг моей жены все время, пока находился в Перте.
– Да, – кивнул Дэвид. – И вокруг моей дочери.
– Я не отрицаю, что подобное поведение в его духе, но не более того. – Гэмел подался ближе к мужчинам, чтобы как можно меньше народу могло услышать о постыдной тайне Фартинга. – Он не может обладать женщиной. Его уже заставили заплатить за распутство, и очень дорого.
– Вы лжете, чтобы защитить его, – буркнул сэр Питер.
– Я не стану заострять внимание на этом оскорблении, ибо понимаю ваши чувства. Однако я готов поклясться, что Фартинг Магнуссон, хоть и ведет себя как распутник, давно уже им не является. Если вам действительно наставили рога, это был кто-то другой, а не он.
Продолжая убеждать разгневанных мужчин, Гэмел заметил, что его отец, Томас и даже Фартинг прячут улыбки. Недоумевая, что их так забавляет, он в очередной раз задался вопросом, зачем он старается спасти шкуру Фартинга. Ответ был один – Шайн. Она никогда не простит его, если он хотя бы не попытается сделать это.
– Ловко ты это придумал, – похвалил Фартинг Гэмела, когда они направились в большой зал, оставив своих отцов успокаивать сэра Питера и его кузена. – Никогда бы не подумал, что ты такой хитрый.
– Фартинг, тебе незачем продолжать эту игру со мной. Шайн рассказала мне о твоей прискорбной ране в первую же ночь, – отозвался Гэмел, толкнув тяжелую дверь, и улыбнулся при виде Шайн, нервно мерившей шагами большой зал.
– О моей прискорбной ране? – переспросил Фартинг, входя вслед за Гэмелом. – О чем это ты толкуешь?
Шайн перестала расхаживать по залу и посмотрела в их сторону. Гэмел нахмурился, недовольный, что ее внимание приковано к Фартингу. Несмотря на все усилия побороть свои чувства, он вынужден был признать, что все еще испытывает ревность к тесной дружбе, которая связывала Шайн с Фартингом.
Решительно подойдя к Фартингу, Шайн ткнула в него обвиняющим перстом.
– Ты переспал с Арабел, признавайся? – сердито спросила она, уверенная в ответе и в то же время молясь, что Фартинг будет отрицать этот факт.
– С чего ты это взяла, девочка? – отозвался тот.
– С ее слов.
– Она много чего наговорила.
Шайн сжала кулаки, борясь с желанием ударить Фартинга.
– Она сказала, что теперь понимает, с какой целью ты соблазнил ее.
– А я сказал, что никогда не соблазнял женщин, и это правда.
– Правда в том, что тебе очень не хочется говорить на эту тему. Ты можешь ответить коротко и ясно: ты переспал с Арабел или нет?
Фартинг скорчил гримасу, взъерошил волосы, затем улыбнулся и признался с несколько пристыженным видом:
– Ну да.
У Шайн было такое ощущение, словно ей влепили пощечину.
– Зачем? Зачем тебе понадобилось ложиться в постель с этой женщиной? С женщиной, которая желает смерти мне и близнецам? Ты переспал с моим смертельным врагом.
– Не надо смотреть на меня так, будто я самый гнусный из предателей, – проворчал Фартинг. – Я откликнулся на предложение Арабел вкусить ее прелестей именно потому, что она твой враг.
– Постойте! – гаркнул Гэмел, заставив Шайн и Фартинга изумленно уставиться на него. Сообразив, что повысил голос, Гэмел постарался взять себя в руки. Он пребывал в полном замешательстве. Хотя он легко мог понять, почему Фартинг делает вид, будто способен спать с женщинами, ему было совершенно непонятно, зачем Шайн поддерживает этот обман. У него возникло неприятное ощущение, что что-то здесь не так.
– В чем дело, Гэмел? – поинтересовалась Шайн, озабоченная странным выражением его лица, хотя ей не терпелось продолжить разговор с Фартингом.
– Какие могут быть к нему претензии, если он не способен на то, в чем ты его обвиняешь? Или ты уже забыла о его прискорбном увечье?
Фартинг приглушенно выругался:
– Опять эта чушь! Ты можешь объяснить, о чем речь?
– О ранении, из-за которого ты не можешь обладать женщинами, – бросил Гэмел и нахмурился, озадаченный изумлением, отразившемся на смуглом лице Фартинга.
– Ты хочешь сказать, что я лишился мужской силы? Неужели ты действительно веришь в тот бред, который нес во дворе, чтобы утихомирить этих рогоносцев?
– Я говорил то, что считал правдой.
– Правдой? И кто сказал тебе такую ерунду?
– Шайн, – заявил Гэмел, устремив на нее не менее свирепый взгляд, чем Фартинг.
Шайн неуверенно улыбнулась, лихорадочно пытаясь придумать, что сказать. Она так расстроилась из-за поступка Фартинга, что совсем забыла о своей наспех придуманной лжи. Собственно, до сего момента она вообще не вспоминала об этом и теперь пожинала последствия своей рассеянности.
– Ты сказала ему, что я лишился мужской силы? – грозно вопросил Фартинг.
– Не совсем. – Шайн пожала плечами. – Но у меня были причины.
– Ты солгала мне, – произнес Гэмел с подозрительной мягкостью.
То, как он смотрел на нее, заставило Шайн внутренне поежиться. Фартинг пребывал в ярости, но, хотя Шайн это не слишком нравилось, она понимала, что это пройдет. А вот что чувствует Гэмел – это оставалось для нее загадкой. С нарастающей досадой она поняла, что знает его недостаточно хорошо, чтобы предугадать реакцию. Он был ее мужем и любовником, а она не имела понятия, о чем он думает и как поступит. Однако прежде чем она успела оправдаться, в большой зал вошел Лигульф.
– Тебе лучше вернуться во двор, Гэмел, – сказал он. – И тебе, Фартинг.
Оторвав непроницаемый взгляд от Шайн, Гэмел повернулся к Лигульфу.
– Они у ворот, да?
– Да. Их не так много, чтобы победить в сражении, но леди Арабел и лорд Малис подъехали вплотную к нашим стенам. Они хотят поговорить с тобой, Гэмел. Вернее, они требуют, чтобы им предоставили возможность поговорить с мужчиной, который заявляет, будто он муж их дочери.
– Вот как? Требуют? Что ж, пойду узнаю, что им нужно. – Не удостоив Шайн взглядом, Гэмел направился к выходу. Лигульф поспешил следом.
– Я разберусь с тобой позже, Шайн Катриона, – резко бросил Фартинг, прежде чем последовать за ними.
Шайн чертыхнулась, глядя на дверь, закрывшуюся за ним. Затем испуганно вскрикнула, когда кто-то коснулся ее руки. Обернувшись, она изумленно уставилась на леди Эдину.
– Вы были здесь все это время? – спросила она с загоревшимся от смущения лицом.