Он замолчал и стал смотреть на горы.
– В Париж, к той женщине, Я не вернулся. Когда мы с ней расставались, она чувствовала, что все так будет, и сама мне об этом сказала. Мы придумали условный сигнал. Она сказала, что не вынесет долгих объяснений, да они и ни к чему. Довольно будет двух слов. Если я решусь расстаться с Маргарет, то дам телеграмму: «Bonjour, Arielle». Это было давно, еще до появления факсов. А если мы с Маргарет решим больше не разлучаться, то телеграмма должна быть такой: «Adieu, Arielle». Практичная была особа, во всем любила обстоятельность и четкость. Улетая в Нью-Йорк, я твердил, что ей не о чем беспокоиться. Но стоило мне повстречать мою Далилу – и она остригла мне волосы, как библейскому Самсону, снова завоевав мое сердце, и я не смог ее покинуть. Поэтому отбил телеграмму со вторым паролем. Больше я ее никогда не видел. Именно этого она и хотела. Но забыть так и не смог.
Грустная история тронула Мэри Стюарт до глубины души, – Если и с нами произойдет так же, – он смотрел ей в глаза, проникая взглядом в самое сердце, – то я хочу, чтобы ты знала: я ни о чем не сожалею и буду любить тебя до самой смерти. Я преодолею боль. Ариэлль вышла замуж за министра и стала известной писательницей, но я уверен, что она меня не забыла. – Он подмигнул. – Маргарет тоже всегда о ней помнила. Я переживал, а она меня простила. Когда это произошло, то казалось, из этого не будет выхода... Сейчас я хочу, чтобы ты знала: я уже прожил с тобой рядом две счастливейшие недели в моей жизни.
Благодаря Мэри Стюарт он окончательно преодолел боль от потери Маргарет. Теперь ему стало гораздо легче.
– В моей жизни это тоже были самые счастливые недели, – сказала она. – Я тоже тебя не забуду. Только не думаю, что останусь с Биллом. – Она верила в то, что говорила.
– Никогда не знаешь, как сложатся отношения двух людей. Посмотрим, что будет, когда ты с ним поговоришь. Если бы я тогда бросил Маргарет, то недосчитался бы шестнадцати лет с ней – чудесных лет. Давай ни от чего не зарекаться. Вот мой главный наказ.
– Я всегда буду тебя любить, – тихо проговорила она.
– И я. Теперь мы оба знаем содержание твоего факса мне. Пусть это будет либо «Adieu, Arielle», либо «Bonjour, ArielJe».
– Ты получишь факс со словами «Bonjour, Arielle», – уверенно ответила Мэри Стюарт, трогая каблуками бока лошади, чтобы вернуться к загону, где их дожидался ковбой, заменявший Гордона.
Пока Мэри Стюарт и Хартли наслаждались последней конной прогулкой, Зоя пила кофе в обществе Джона Кронера. За истекшие две недели они успели стать хорошими друзьями. Она уже несколько раз совершала обходы в его больнице, а он полюбил навещать ее на ранчо. И даже пообещал побывать у нее в Сан-Франциско.
– Вскоре я поинтересуюсь вашим мнением еще об одном пациенте, – сказал он. – Только что прописал ему и его любовнику препарат АЗТ. Оба инфицированы, но пока симптомов не заметно.
– Вы действуете правильно. Зачем вам я?
Она ободряюще улыбнулась. У нее не было ни малейшего сомнения, что он понравится Сэму, и она спала и видела, как их познакомит. Сэм звонил ей ежедневно – скорее чтобы просто поболтать, чем для консультаций. Оказалось, ей это нравится.
– Вы оказываете своим пациентам огромную помощь, – похвалила она Джона еще раз, после чего поблагодарила за помощь себе. – Знаете, – призналась она, – я стала по-настоящему сопереживать своим больным, только когда сама влезла в их шкуру. Раньше мне тоже казалось, что я хорошо их понимаю: сочувствовала им, как людям, выслушавшим смертный приговор и ждущим, когда он будет приведен в исполнение. Но оказывается, я ничего не понимала. Только когда это случилось и со мной, я прозрела. – Она прикоснулась к его руке. – Вы не знаете, что это такое, Джон. Не можете этого представить.
– Почему же, могу, – тихо ответил он. – Я тоже инфицирован. Я и есть тот пациент, о котором только что упомянул. Я и он. Когда нам станет хуже, мы приедем к вам консультироваться.
Это было произнесено таким невозмутимым тоном, что Зоя остолбенела. Ничего подобного она не ожидала. У Кронера и его возлюбленного СПИД!
– Простите... – пролепетала она.
– Ничего страшного, просто мы с вами уплываем в одной лодке.
Зоя прослезилась и обняла молодого врача.
Вечер выдался спокойный. Хартли и Мэри Стюарт проговорили много часов подряд и все не могли расстаться. Зоя сидела в своей комнате и беседовала по телефону с Сэмом. Таня пропадала у Гордона. У всех речь шла о планах на будущее, об осуществленных мечтах, о событиях на ранчо, о том, как им хочется вернуться сюда снова. Все по праву считали это место волшебным. Таня и Гордон строили планы обустройства приобретенного ею ранчо. На теме клеветы был поставлен крест. Гордон успел переговорить с Шарлоттой и теперь давал Тане слово, что в следующий выходной нагрянет к ней в Лос-Анджелес. Это было только начало, и оба жили предвкушением грядущих радостей. Таня представляла себе, как пройдется с ним по бульвару Сансет, как покажет ему Тихий океан, как познакомит его со своими друзьями, приведет в студию, где репетировала и записывала свой песни, проведет с ним уик-энд в Малибу, будет бродить с ним по пляжу, отведет в «Спаго». У них будет чем заняться – хватило бы времени. Спустя две недели она сама прилетит к нему в Вайоминг.
– Жаль, что не смогу уехать с тобой завтра, – грустно молвил он. – Как подумаю, чему тебе предстоит в одиночку противостоять...
– А мне жаль, что я не могу остаться здесь, – вздохнула она. До чего же у нее не лежала душа разлучаться с ним, с этим волшебным местом, с горами!
– Ничего, ты вернешься, – сказал он и привлек ее к себе.
Она зажмурилась, запечатлевая в памяти все, что стало таким дорогим для нее за эти две недели.
Счастье неповторимо. Они не уединятся больше в его домике, отрезанные от остального мира. Эта простота уже не вернется. Им предстоит поселиться в другом доме, снова стать частью окружающего безумия. Безумие будет предъявлять на них права, при всяком удобном случае отщипывать от них по кусочку. Но сейчас, в этот момент, им ничего не угрожает, и она должна насладиться мгновением покоя. У нее теплилась надежда, что они еще получат покой на ранчо, недавно купленном ею в живописном предгорье.
– Я хотела бы, чтобы там все было так, как тут, – призналась она.
Он засмеялся:
– Только чуть попросторнее. Я еще ни разу не вставал с этой постели так, чтобы не ушибить в тесноте ногу.
Он крупный мужчина, а домик – маленький. Но он хорошо понимал, что она имеет в виду, и многое мог бы предложить. Не один год вынашивал мысль о собственном ранчо и теперь в точности знал, с чего начать.
Они проговорили всю ночь, а на заре, стоило появиться солнцу, наслаждались друг другом в любовной страсти. Потом он обернул ее одеялом, и они вышли на крыльцо встречать рассвет в горах. В Таниной жизни еще не было мгновения прекраснее этого.