— Куда же его унесут? Он же казенный, — всерьез обиделся комендант, — в реестре числится. У меня его Леонтьев за два дня до смерти попросил. Говорит, принеси из отдела мне один магнитофон. Ребята обычно его с собой берут, когда первичное дознание проводят.
— Про «первичное дознание» знаете, а про элементарный порядок забыли, — заметил Уханов.
Виктор посмотрел на небольшой магнитофон и нажал кнопку. Зазвучала легкая музыка.
— Я тоже включал, — кивнул комендант, — и ваш прокурор включал. Ничего там нет. Просто Леонтьев любил музыку слушать. У него здесь еще другой магнитофон стоял. Шикарный такой. Но его унесли ваши сотрудники. Обещали вернуть и включить в опись вещей. Но до сих пор ничего не вернули.
Музыка продолжала играть. Виктор поднял руку, чтобы выключить магнитофон, когда вдруг услышал чей-то голос.
«Господин Леонтьев?»
Находившиеся в кабинете мужчины замерли. Комендант даже крякнул от неожиданности. Уханов посмотрел на магнитофон, но ничего не сказал.
«Что вам нужно?» — раздался уставший голос.
— Это сам Леонтьев, — уверенно сказал комендант.
Виктор приложил палец к губам, попросив не шуметь.
«Вы должны были решить, — услышали они, — мы ждали уже достаточно долго.
— Я помню, — явно нервничая, ответил Леонтьев, — но это не так просто, как вам кажется. Я должен продумать варианты.
— Вы говорите о них уже вторую неделю. Мы не можем столько ждать. Нам нужно ваше согласие. И как можно быстрее.
— Я еще не готов», — ответил бывший заместитель.
Возникла пауза, на пленке раздавалось лишь шипение.
«Это не оправдание», — очень жестко сказал незнакомец.
— Кто это? — спросил Виктор.
— Не знаю, — изумленно ответил комендант.
«Перестаньте, — снова раздался голос Леонтьева, — неужели вы не понимаете, что такие вещи так быстро не делаются.
— Вы тянете с ответом уже столько времени, а сегодня был последний день».
Уханов сел на стул рядом с Юдиным, внимательно вслушиваясь в слова говоривших. Изумленный комендант продолжал стоять.
«А если я соглашусь? — вдруг спросил Леонтьев.
— Тогда и будет настоящий разговор. И не нужно с нами хитрить. Вы напрасно тянули время.
— Я прошу дать мне еще три дня.
— Нет, вы исчерпали свой лимит времени. И не вздумайте с нами играть в кошки-мышки. Себя вы, возможно, и спасете. Надеюсь, вы помните, что у вас есть две дочери. И они ходят в ту самую школу, которая находится совсем недалеко от вашего дома. Причем ваш водитель довозит их только до поворота. Вы ведь понимаете, как сильно они рискуют, когда переходят улицу. Может появиться случайная машина и…
— Замолчите, — дрожащим от волнения шепотом сказал Леонтьев.
— Теперь вы действительно все поняли. До свидания».
Раздались отбойные гудки… Комендант с шумом выдохнул воздух.
— Ты только подумай, что творится, — тяжело сказал он, переводя дыхание, — значит, нашему Леонтьеву звонили и угрожали. Ты только подумай… — снова ошеломленно повторил он.
Последовали характерные гудки. Через минуту частые короткие гудки сменились на общий тон, затем кто-то стал набирать номер.
«Иван Дмитриевич, — снова раздался голос хозяина кабинета, — нам нужно будет принимать решение. Мне опять звонили, угрожали. Я просто вынужден буду это сделать. Мне понадобятся деньги.
— У меня их нет. Ты ведь знаешь, что сейчас происходит. Я никак не могу дать тебе нужную сумму.
— Мне нужно хотя бы половину тех денег», — не унимался Леонтьев.
— Кто такой Иван Дмитриевич? — быстро спросил Юдин.
— Не знаю, — тоже почему-то шепотом ответил комендант.
«Они все в обороте. Вытащить их за несколько дней невозможно. Объясни, что тебе нужно подождать.
— Но поймите…
— И не нужно меня убеждать, Леонтьев. Все равно ничего не получится.
— Они могут прийти ко мне в любой момент. Вы ведь знаете, что они не будут шутить.
— Придумай что-нибудь. Они должны понимать, что дела так не делаются… Ты толковый человек, сам можешь все объяснить».
И снова гудки отбоя. Уханов сидел, нахмурившись. Он уже понял, что они случайно стали обладателями документа чрезвычайной силы. Комендант испуганно смотрел по сторонам. Только Виктор сохранял относительное спокойствие.
Они сидели молча еще минут пять, слушая пленку. Но через несколько минут снова зазвучала музыка, и больше ничего интересного на пленке не было. Виктор выключил магнитофон, осторожно достал кассету, положил ее в карман.
— Стереотип мышления, — невесело улыбнулся он Уханову, — мои коллеги забрали дорогой японский магнитофон, а казенную вещь, принадлежавшую таможенному комитету, оставили на месте. И, конечно, слушали кассету только в начале. Никто даже не догадался прослушать ее всю. А ведь здесь очень серьезные угрозы.
— Думаете, его все-таки убили? — понял Уханов.
— Никаких сомнений. Если даже не убили, то довели до самоубийства. А это почти одно и то же. Те, кто звонил, разговаривали с ним открыто и нагло. Они требовали окончательного согласия, а он все никак не хотел соглашаться. Нужно будет срочно передать кассету на экспертизу, проверить, кто разговаривал с погибшим. Теперь мы наконец знаем, что здесь произошло.
Услышав голос незнакомца, Дронго закрыл глаза. «История повторяется», — мелькнула дикая мысль. Все происходящее казалось бы мелодрамой, если бы не было трагической реальностью. Похищение Сигрид представлялось невозможным, слишком диким, слишком не правдоподобным. И тем не менее оказалось до боли реальным.
— Что вам нужно? — разговор шел на английском.
Это хорошо, значит, они все еще сомневаются в своих наблюдениях. Они могут предполагать, что Сигрид и он всего лишь американские журналисты, приехавшие вместе с сенатором на свой страх и риск расследовать тайну гибели Элизабет Роудс. Это давало неплохой шанс. Одно дело, когда твой противник считает, что против него действуют два журналиста, пусть даже очень настырных и проницательных, играющих в частных детективов. Совсем другое, когда на самом деле действуют один из лучших в мире аналитиков и сотрудник ФБР. Нужно будет попытаться воспользоваться их незнанием.
— Мы хотим, чтобы ты приехал к нам, — продолжал все тот же голос.