– Единство времени, места и действия – не изобретение классической трагедии. В важнейшие моменты жизни накладываются миллионы факторов, а человек отмечает три или четыре и считает это натяжкой. Чтобы два человека – необязательно Он и Она, а просто два любых человека – встретились в автобусе, потребовалось сто миллиардов идеально подогнанных случайностей. А люди хамят друг другу и расходятся, не обменявшись даже улыбкой, – сказал Эссиорх.
Мефодий оглянулся на Улиту. Бывшая ведьма честно пыталась усесться на красного коня-качалку. К этому призывала табличка на стене: «Крушите наши игрушки! Они неубиваемые!»
– Где они? Надо разобраться с кольцами, – озабоченно сказал Эссиорх.
Меф повел их к Чимоданову. Спустя две минуты все они были в «тайной комнате».
– Покажи! – потребовал Эссиорх, опускаясь на колени перед сидящей на диване Натой.
Со стороны это выглядело, будто он делает ей предложение. Ната изящно протянула руку. Эссиорх долго разглядывал кольцо. Обмеривал ниткой. Пытался подсунуть под него хотя бы кончик булавки. Следом за Натой придирчивому осмотру подверглись пальцы Мошкина и Чимоданова. Самое просторное кольцо оказалось у Мошкина. Самое тесное у Наты. Но это ничего не меняло. Снять их не мог никто.
– У меня такое чувство, что они вплавились в кость, – озабоченно сказал Эссиорх.
– Еще бы! Дико больно, между прочим. Палец как сосиска! Ты поможешь его снять?
Эссиорх задумался.
– Магией – нет. Против магии они защищены идеально. Но можно попробовать вот какую штуку. Кольца же исполняют желания? Вот и пожелайте, чтобы кольцо можно было снять!
Ната фыркнула.
– Думаешь, я этого не желала? Сто раз!
– Ты желала для себя. И это наверняка заблокировано. А ты пожелай, чтобы кольцо снялось не у тебя, а у Мошкина! Очень сильно пожелай, чтобы он освободился. Всей душой! – подсказал Эссиорх.
Вихрова скривилась. Большей нелепости ей слышать не приходилось.
– С какой радости у него? Мне-то что за выгода?
– А Мошкин пусть пожелает, чтобы оно снялось у тебя и у Чимоданова! – спокойно продолжал Эссиорх.
Первым сообразил, в чем дело, Петруччо. Руки он вечно вытирал о фирменную рубашку, которую носили все сотрудники гипермаркета, поэтому на рубашке спереди у него было темное пятно. Теперь тем же местом рубашки он схватился за кольцо и, что-то бормоча, стал осторожно его прокручивать. Мошкин последовал его примеру. Через некоторое время к ним присоединилась Ната.
Мефодий испытал сильное головокружение. Коснулся носа основанием ладони. На коже остался дрожащий шарик крови.
– Кажется, я снял, да? – радостно воскликнул Мошкин мгновение спустя.
– Это потому что я пожелал первым, – буркнул Чимоданов, озадаченно рассматривая свой палец.
Кольца на нем уже не было. Только продавленный след лилового цвета. Кольца и тут исполнили роковое для них желание необычайным способом. На полу корчились три белых червя. Эссиорх тщательно раздавил их каблуком.
– Так просто! – изумленно сказал Мошкин.
– Несложно, – признал Эссиорх. – Обычный прокол мрака – они предусматривают все, кроме очевидных вещей. Им в голову не приходит, что кто-то может пожелать для другого. Хотя вы тоже до этого не додумались.
Мефодий проводил Эссиорха и Улиту до мотоцикла. Улита забиралась в седло с величайшей осторожностью. Ощущалось: еще немного, и она вообще откажется от этого опасного способа передвижения.
– Ты хоть раз брал в руки меч? – спросил Эссиорх у Буслаева.
– Спату? – уточнил Меф. – Само собой!
– Давно?
– При тебе. Помнишь, как увлекательно мы рубили табуретку?
Эссиорх оседлал мотоцикл.
– Тебе снова надо тренироваться. Назревает что-то серьезное. Что, не знаю – просто предчувствие.
– У света мало флейт? – поинтересовался Меф.
– В Москве каждый меч и каждая флейта на счету. Мы на тебя рассчитываем, – серьезно ответил Эссиорх.
Меф не горел энтузиазмом.
– Тренировки? Опять рубиться до одури по пять часов в день?
– Не обязательно. Поначалу попытайся полюбить свой новый меч. Если не получится полюбить – хотя бы понять… Возьмешь его сегодня в руки?
– Как сложится, – хмуро пообещал Меф.
Своего уклончивого обещания он не сдержал и дома сразу лег спать. Уже под утро Буслаеву приснился сон. Якобы он пришел в военкомат записываться добровольцем и, стоя в очереди, мысленно ломался, совсем не уверенный, что не совершает ошибки. С тем же внутренним сомнением он обратился к человеку за столом и назвал свое имя, считая, что за него ухватятся и призовут офицером. И получил внезапный ответ:
– Такой не числится!..
– Как?
– В списках нет. Взять-то можем чисто свеколку подергать!
Мефу во сне стало досадно до слез. Он проснулся и долго еще ощущал обиду и недоумение.
– Это типичное «мущино-женщино».
– Суккуб, что ли?
– Нет, не суккуб. Мужчина, который свою природную мужественность, квадратный подбородок, стальной взгляд и прочее превращает в позу, в мужское кокетство. Ну как актеры, которые играют суперменов, или всякие прочие роковые мальчики. То есть оно вроде как и «мущино», но на самом деле хуже, чем «женщино».
Разговоры златокрылых
Многоэтажные дома – особый горизонтально расположенный мир. В одно время, в единой точке пространства, отличающейся только уровнем над землей, происходят самые разные вещи. Сотни людей ходят, готовят еду, пылесосят, укладывают детей спать, смотрят телевизор, умываются, ссорятся с мужьями и женами, и все это над головами друг у друга.
Новый дом на «Соколе», построенный в стиле известных в Москве имперских многоэтажек, не был исключением. И там тоже на всех этажах кипела лихорадочная и разнообразная деятельность. И никто не подозревал, что на краю крыши, на узком ее выступе, свесив вниз ноги, сидит молодой человек и смотрит на город. На коленях у него лежал меч, подозрительно похожий на оживающий клинок Кводнона.
Москва шевелилась огнями. В шевелении огней спутывались и распутывались яркие нити шоссе и проспектов. Мелкие улочки со слабыми затухающими огнями отрывались от сплетений, как нити от клубка. Внизу была ночь, но для Москвы это не имело особого значения. Москва не спит никогда, она лишь вздремывает иногда отдельными своими жителями.
Порыв ветра привел в движение болтавшийся на перилах шнур, и тот больно задел молодого человека по плечу.
– Ар! Отстань! – привычно рявкнул тот и вдруг осекся.
Шнур хлестнул его снова. Юноша осторожно повернул голову. Вдруг он увидит знакомую приставучую голову – с наростами, с огромным клювом, в венчике из перьев? Но это был лишь обрывок веревки…