Дворецки кивнул Самсонетте.
— Проваливайте, мисс.
Самсонетта сделала реверанс, начисто выпав из образа, и проскочила под канатами вместе с одним ниндзя, оказавшимся достаточно смышленым, чтобы воспользоваться возникшей передышкой.
Остальных прижимало друг к другу все плотнее и плотнее, по мере того как Дворецки скручивал канаты. При каждом обороте раздавались стоны старых канатов и зажатых между ними людей. Толпа наконец оценила прием и принялась скандировать при каждом обороте. Некоторые зрители с ликованием подбадривали Дворецки и призывали выдавить воздух из легких ниндзя, но телохранитель хотел лишь, чтобы их хорошенько помяло, как пассажиров лондонской подземки в час пик. Потом он оттащил беспомощных ниндзя к краю ринга и вставил стойку в гнездо.
— Я ухожу, — сообщил он. — А вам всем советую оставаться на местах, пока я по меньшей мере не покину страну, иначе я очень расстроюсь.
Дворецки не владел гипнотическими чарами волшебного народца, но речь его произвела должное впечатление.
— Ладно, Медведь, расслабься, — сказал единственный ниндзя в белой бандане, очевидно командир. — Ты действуешь совсем не по сценарию. Макс сойдет с ума.
— Макс — это моя забота, — сказал Дворецки. — А твоя забота сейчас — чтобы я не позаботился о тебе.
Ниндзя от удивления поднял брови так, что морщины на лбу проступили даже сквозь бандану.
— Что? О какой заботе заботиться?
Дворецки заскрежетал зубами. Вести подобные диалоги в жизни гораздо труднее, чем в кино.
— Просто не шевелись, пока я не уйду. Понятно?
— Конечно. Так бы и сказал.
— Я знаю.
Бредовость ситуации вгоняла Дворецки в тоску. Он повернулся к сестре.
— Хватит. Мне надо уйти куда-нибудь и подумать. Куда-нибудь, где нет лайкры.
— Хорошо, Дом. Следуй за мной.
Дворецки спустился с площадки.
— И прекрати полоскать мое имя. Оно считается секретным.
— Только не для меня. Я же твоя сестра.
— Возможно. Но здесь тысячи посторонних людей и почти столько же камер.
— Я же не произнесла твое полное имя. Если бы я сказала Домо…
— Замолчи! — оборвал ее Дворецки. — Я не шучу.
До служебного выхода оставалось метров двадцать, и сердце Дворецки согревал привычный ритм семейных пререканий.
«Кажется, у нас все получится», — подумал он в редкий миг оптимизма.
И тут на огромном экране появилась пара гигантских горящих красных глаз. И хотя обычно глаза такого цвета ассоциировались с неприятностями — например, с вампирами, ожогами хлоркой и конъюнктивитом, — эти смотрели дружелюбно и вызывали безграничное доверие. На самом деле любой, вглядывающийся в бурлящую бездну этих глаз, понимал, что все его проблемы решатся, если только выполнять приказы владельца этих глаз.
Дворецки случайно поймал эти глаза периферическим зрением, но тут же поспешил опустить голову.
«Подземная магия, — догадался он. — Сейчас всю толпу загипнотизируют».
— Посмотрите мне в глаза, — раздался голос из каждого динамика в зале. Каким-то образом он проник во все камеры и во все телефоны зрителей.
— Надо же, — произнесла Джульетта странным монотонным голосом, совсем не подходящим для восклицания. — И правда, я должна посмотреть в эти глаза.
Возможно, Джульетта не послушалась бы вкрадчивого голоса, помни она о своем общении с волшебным народцем. К сожалению, все эти сведения были стерты из ее памяти.
— Заблокируйте выходы, — приказал голос. — Заблокируйте все выходы. Используйте собственные тела.
Джульетта сорвала с лица маску, мешавшую смотреть на экран.
— Братец, мы должны заблокировать все выходы своими телами.
Дворецки прикинул, насколько ухудшится ситуация, если тысячи поклонников реслинга бросятся по проходам к дверям в стремлении физически их заблокировать.
«Заблокировать все выходы своими телами. Эта тварь выразилась весьма конкретно».
Дворецки не сомневался, что скоро последует еще один приказ, только вряд ли он будет гласить: «А теперь возьмитесь за руки и пойте хором». Нет, телохранитель был уверен, что ничего благодушного с экрана не донесется.
— А теперь убейте Медведя и Принцессссу, — произнес полный гипнотических чар голос. Динамики не поспевали ловить магическую волну, и «с» в слове «Принцессу» несколько подзатянулось.
«Убейте Медведя и Принцессу. Прелестно».
Дворецки увидел, как вспыхнули злобой глаза сестры, когда она поняла, что Медведь — это он. Интересно, а как она поступит, когда наконец поймет, что Принцесса-то она?
«Не имеет значения, — понял он. — Мы оба можем умереть задолго до этого».
— Убейте Медведя и Принцессу, — монотонно произнесла Джульетта в полном согласии с загипнотизированной толпой.
— И не слишком торопитесь, — продолжил волшебный голос, в нем появились веселые нотки. — Пусть немного помучаются. Как это вы, люди, говорите? Пусть плачут кровавыми слезами!
«Шут гороховый, — констатировал Дворецки. — Значит, это не Опал Кобой».
— Придется убить тебя, братец, — сказала Джульетта. — Мне очень жаль. Правда.
«Вряд ли получится», — подумал Дворецки. В удачный день, если его напичкать снотворным и завязать глаза, она, возможно, и сумела бы нанести ему незначительные повреждения, но по опыту он знал, что загипнотизированные люди отличаются тупостью и медлительностью. Большая часть мозга отключалась, а оставшейся Нобелевская премия явно не светила.
Джульетта попыталась нанести удар ногой с разворота, но потеряла равновесие и оказалась в объятиях брата. Вот только ее нефритовое кольцо завершило оборот и угодило ему в ухо.
«Сестренка умеет быть той еще головной болью даже под гипнозом».
Дворецки легко поднял Джульетту на руки и напряг мышцы, приготовившись к броску.
— Убить тебя, — пробормотала сестра. — Прости. Должна. — Потом добавила: — Волшебный народец? Ты шутишь?
Вспомнила осаду родового поместья Фаулов? Неужели чары случайно активировали воспоминания?
С этим можно и потом разобраться — если для них будет «потом». Дворецки вполне верил в собственные силы, но сомневался, что сумеет уделать полный театр зомби, даже не слишком быстроногих.
— Приступайте к работе, мои земные слуги, — произнес голос обладателя красных глаз. — Погрузитесь в самые темные глубины вашего мозга, если таковые у вас имеются. Не оставляйте никаких улик для властей.
«Не оставляйте улик? А как им предлагается поступить с уликами?»
Об этом не хотелось даже думать.