Артемис мрачно ухмыльнулся, понимая, что ресторатор потешается над его водительскими навыками, вернее, над их полным отсутствием. Бурча себе под нос, он принялся неуклюже слезать со снегохода, словно ковбой, у которого посреди трехдневного перегона скота пала лошадь, из-за чего пришлось оседлать самую толстую корову в стаде.
— Теперь ты и ворчишь, совсем как мой пес, — загоготал старик.
Артемис Фаул терпеть не мог выглядеть нелепо, но в отсутствие телохранителя Дворецки приходилось полагаться лишь на собственные моторные навыки, а те, как известно, оставляли желать лучшего. Один остряк шестиклассник из школы Св. Бартлби, наследник гостиничной империи, прозвал Артемиса Левоножкой Фаулом — мол, у того обе ноги левые и он не может попасть по футбольному мячу ни одной из них. С неделю Артемис терпел обзывательства, а потом купил сеть отелей, которую предполагал унаследовать юморист. Насмешки мгновенно прекратились.
— Полагаю, все готово? — спросил Артемис, сжимая и разжимая пальцы в патентованных перчатках из неопрена.
Он заметил, что одна ладонь нагрелась сильнее, — вероятно, когда он налетел на глыбу льда в полумиле вниз по берегу, термостат вышел из строя. Юноша выдернул провод питания зубами: особое переохлаждение ему не грозило, поскольку осенью температура в здешних местах держалась около нуля.
— И ты здравствуй, — отозвался Адамсон. — Приятно наконец встретиться с тобой лицом к лицу, если не с глазу на глаз.
Артемис не клюнул на закинутую Адамсоном приманку для «налаживания отношений». В данный момент в его жизни не было места очередному ненадежному другу.
— Мистер Адамсон, я не собираюсь просить руки вашей дочери, так что, думаю, мы можем пропустить светскую болтовню, которую вы чувствуете себя обязанным поддержать. Повторяю, все уже готово?
Заранее придуманные темы непринужденной беседы застряли у Адама Адамсона в горле, и он кивнул с полдюжины раз.
— Все готово. Твой ящик находится в задней комнате. Я доставил вегетарианские закуски и все необходимое из санатория «Голубая лагуна». Расставил сиденья, как ты просил в этом твоем лаконичном сообщении по электронной почте. Кстати, никто из твоих друзей до сих пор не появился, только ты один, и это после всех моих трудов…
Артемис извлек из багажного отсека снегохода алюминиевый чемоданчик.
— Не беспокойтесь на этот счет, мистер Адамсон. Почему бы вам не отправиться в Рейкьявик потратить часть непомерной суммы, содранной вами с меня за использование в течение пары часов вашего, честно говоря, третьеразрядного ресторана, и, может быть, найти какой-нибудь одинокий пень, готовый с удовольствием выслушать вашу скорбную повесть?
«Пара часов. Третьеразрядный. Два плюс три равно пять. Отлично».
Теперь настала очередь Адамсона ворчать, и его вислые моржовые усы слегка задрожали.
— Зачем же так, юный Фаул? Все мы люди. А людям положена толика уважения.
— Да ну? Может быть, спросим об этом китов? Или норок?
Адамсон нахмурился, его обветренное лицо сморщилось, как чернослив.
— Ладно, ладно. Я все понял. Не вижу, однако, почему я должен отвечать за все человечество. Все вы, подростки, одинаковы. Посмотрим, как поступит с планетой ваше поколение.
Артемис щелкнул замком чемоданчика ровно двадцать раз, прежде чем войти в ресторан.
— Поверьте, не все мы одинаковы, — сказал он, проходя мимо Адамсона. — Лично я намереваюсь поступить с планетой гораздо лучше, чем вы.
В зале ресторана имелось больше дюжины столов, заставленных перевернутыми стульями, и только один накрытый льняной скатертью, на нем стояли бутылки с ледниковой водой и лежали сумочки с туалетными принадлежностями у каждого из пяти мест.
«Пять, — подумал Артемис. — Хорошее число. Надежное. Предсказуемое. Четырежды пять — двадцать».
Совсем недавно Артемис решил, что пять — его число. Хорошие события происходили, когда участвовала пятерка. Логическая часть его разума твердила о нелепости данной идеи, но трудно игнорировать тот факт, что все трагедии в его жизни случились в те годы, которые не делились на пять: его отец пропал и стал калекой, старый друг и глава полиции Нижних Уровней Джулиус Крут из ЛеППРКОНа был убит печально известной пикси Опал Кобой, — и оба этих события произошли в годы без пятерок. Рост Артемиса составлял пять футов и пять дюймов, а весил он пятьдесят пять килограммов. Если он касался чего-либо пять раз или кратно этому числу, вещь не подводила. Дверь, например, оставалась закрытой, или талисман продолжал защищать проход, как и полагалось.
На этот раз все приметы выглядели благоприятными. Ему пятнадцать лет. Три раза по пять. В Рейкьявике он остановился в гостиничном номере сорок пять. У снегохода, доставившего его сюда в целости и сохранности, был кратный пяти регистрационный номер, а объем двигателя составлял пятьдесят кубических сантиметров. Все нормально. Он ждал четверых гостей, но вместе с ним получится пятеро. Никаких причин для паники.
Но какая-то частица Артемиса Фаула содрогалась от ужаса при одной мысли, что он поддался такому нелепому суеверию.
«Возьми себя в руки. Ты — Фаул. Фаулы не полагаются на удачу. Избавься от этих смехотворных наваждений и навязчивых идей».
Артемис пощелкал замком чемоданчика, чтобы умиротворить богов чисел — двадцать раз, четырежды пять, — и почувствовал, как замедляется биение сердца.
«Избавлюсь от дурных привычек завтра, когда покончу с этим делом».
Он слонялся по предназначенному для метрдотеля возвышению, пока Адамсон на своем тракторе-снегоходе не скрылся за изогнутым снежным хребтом, который вполне мог некогда служить позвоночником киту. После этого Артемис выждал еще минуту, пока отдаленный рокот двигателя не превратился в хрип заядлого курильщика.
Отлично. Пора заняться делом.
Артемис спустился по пяти ступенькам на пол главного зала ресторана (превосходно, хорошая примета), обошел несколько колонн, увешанных копиями маски из Стора-Борга, [2] и остановился во главе накрытого стола. Стулья были расставлены так, чтобы сидящие на них смотрели на него, и легкое мерцание, похожее на полуденное марево, прокатывалось по скатерти.
— Доброе утро, друзья, — приветствовал Артемис гостей, заставив себя произносить слова гномьего языка уверенным, почти веселым тоном. — Сегодня нам предстоит спасти мир.
Марево словно зарядилось электричеством, неоново-белые помехи с треском пробежали по нему, и в глубине, как призраки во сне, проступили лица. Затем их черты сделались отчетливее, появились туловища и конечности. Возникли маленькие, почти детские фигурки. Почти, но не совсем. Гости были представителями волшебного народца, и некоторых из них Артемис считал друзьями. Других друзей у него пожалуй что и не было.