— Отчасти это из-за ее волос, — сказал наконец Уилл.
— А что такое с ее волосами? — изумленно спросил Кейд.
— Ты, наверное, не рассмотрел как следует, но волосы у нее ярко-рыжие, — сообщил Уилл с гримасой, которая говорила, что это весьма нежелательный цвет.
Замечание Уилла не понравилось Кейду. Быстрый взгляд, который он успел бросить на Эверилл, сказал ему, что у нее красивые длинные волосы, в которых присутствуют оттенки белокурые, пепельные и неистово рыжие, и все вместе это превращало ее волосы в яркую массу огненного цвета, что очень ему понравилось.
— Сам я думаю, что это не страшно, — добавил Уилл. — Это даже красиво в некотором смысле, но рыжие волосы, особенно такие ярко-рыжие, не очень-то популярны у англичан. Есть поверие, что такие волосы — метка дьявола и тому подобное. — Говоря, он, сам того не сознавая, раздраженно пошлепывал мокрой салфеткой себя по бедру. — И еще у нее на щеке родинка, и говорят — это тоже отметина дьявола.
Кейд вспоминал мельком увиденное лицо Эверилл и разозлился. На щеке у нее действительно есть красная отметина — очень маленькое красное пятнышко в виде земляничинки. Вряд ли хоть сколько-то разумный человек может назвать это отметиной, дьявола, но Кейд давно уже понял, что предрассудки редко бывают разумными.
— И конечно, ее заикание, — со вздохом добавил Уилл.
Кейд испуганно посмотрел на него.
— Заикание? — удивленно переспросил он.
— Нуда. А разве ты не заметил? — спросил Уилл, тоже несколько удивленно.
— Она никогда не заикалась, разговаривая со мной, — заверил его Кейд.
— Неужели? — спросил Уилл с внезапным интересом, и его рука с салфеткой замерла. — Странно. Эверилл никогда не заикается с родными и друзьями, но всегда заикается в обществе посторонних, по крайней мере до тех пор, пока не узнает их и ей не станет с ними легко.
— Хм-м… — пробормотал Кейд.
— Возможно, она не заикается в твоем присутствии, потому что ты еще не видел ее, — заметил Уилл. — Если так, это подтверждает мое предположение.
— Какое предположение? — спросил Кейд.
— Что она становится робкой и тихой и начинает заикаться, когда ее что-то смущает или, например, когда она стесняется своей внешности, — сказал Уилл, а потом тихо признался: — В детстве ее ужасно дразнили и из-за волос, и из-за родинки. Поэтому она избегала других детей и играла только со мной. — Он вздохнул и повернулся, чтобы положить влажную салфетку на сундук, рядом с миской воды. — Если это так, она, конечно, оставит тебя на попечение Мэбс и будет избегать и тебя тоже, как только поймет, что ты опять хорошо видишь.
Кейд помрачнел — ему вовсе не нравилось, что ухаживать за ним будет только Мэбс. Нет, он не собирался долго валяться в постели, но он никогда не был очень хорошим пациентом и всегда находил вынужденное пребывание в постели скучным. Перспектива провести еще несколько дней в обществе одной только Мэбс была не из приятных.
— Дай-ка мне этот компресс.
И с этими словами Кейд протянул руку и тут же убрал ее назад, с неудовольствием увидев, что рука у него слегка трясется.
— Что? Зачем? — удивился Уилл.
— Потому что твоя сестра обещала, что будет читать мне, когда я проснусь, и я не хочу, чтобы она поняла, что я вижу ее, раз это отпугнет ее, потому что какие-то дураки-англичане заставили ее смущаться собственной внешности. Положи этот дурацкий компресс мне на глаза, и пусть она думает, что у меня по-прежнему нелады со зрением.
Уилл удивленно скривил губы и пошел за салфеткой. Стоя спиной к Кейду, он спросил с любопытством:
— Так это от того, что Мэбс командует тобой? Или от того, что моя сестра славная и тебе нравится ее общество?
— Я еще не успел понять, нравится ли мне общество твоей сестры или нет, — сухо заметил Кейд, хотя это было не совсем так.
Комната казалась немного светлее, когда он не спал и Эверилл была здесь. Даже появление Уилла вчера вечером не было таким успокаивающим, как те немногие моменты, когда здесь находилась его сестра.
— Наверное, это так, — согласился Уилл, снова поворачиваясь к нему с салфеткой. — Поэтому я задам тебе этот же вопрос через недельку-другую и буду ждать ответа.
Кейд только усмехнулся, а потом насторожился, услышав шум открывающейся двери. Не подумав, он повернулся посмотреть, кто пришел, и увидел Эверилл. Волосы у нее были распущены и пламенели вокруг хорошенького бледного личика; она шла, осторожно балансируя подносом, который держала в руках. Взгляд Кейда тут же переместился на ее темно-зеленое платье, и он заметил, как оно идет ей по цвету и подчеркивает стройную фигуру, но вдруг все исчезло — Уилл внезапно положил ему на глаза салфетку.
— Ну вот, — громко сказал англичанин, — я уверен, что зрение у тебя само наладится довольно быстро. Ты только держи на глазах влажную салфетку и сохраняй терпение.
— А что, глаза все еще беспокоят его? — спросила Эверилл, когда дверь закрылась.
Ее шаги приблизились к кровати.
— Да, беспокоят, — солгал Уилл с ужасающей беззаботностью. — Я уверен, что все наладится, когда он достаточно окрепнет.
— Да, я тоже так думаю, — пробормотала Эверилл, но в голосе ее слышалось беспокойство, и Кейд ощутил мгновенный укол совести из-за того, что обманывает ее.
Он даже подумал, не снять ли повязку и не сказать ли ей правду, но тут он вспомнил о старухе Мэбс и о перспективе находиться в ее обществе между короткими посещениями Уилла, и решил лгать и дальше.
— Вижу, ты принесла ему поесть? — заметил Уилл, когда учуял запах того, что, по мнению Кейда, было очередным куриным бульоном.
В животе у него сразу же заурчало, напоминая, как он голоден. Но перспектива снова получить только жидкую пищу ему пришлась не по вкусу. Ему нужна пища плотная, чтобы окрепнуть, и он уже готов был заявить об этом, когда Уилл добавил:
— И еще сыр и хлеб? Ты думаешь, ему уже можно это есть?
В голосе Уилла Кейд различил насмешку.
— Думаю, что вполне.
Уилл усмехнулся удовлетворенно и, судя по звуку удаляющихся шагов, направился к двери.
— Тогда я оставляю тебя, чтобы ты поел, а сам пойду тренироваться.
— Я скоро присоединюсь к тебе, — пообещал Кейд.
— Уверен, так и будет, дружище, — отозвался Уилл.
Дверь закрылась, и в комнате теперь был слышен только шелест платья Эверилл, которая обходила стол.
— Как ваша голова? — спросила она.
У Кейда просто руки чесались, до того ему хотелось снять салфетку с глаз, но он обуздал себя и честно ответил:
— Немного болит, но совсем не так, как раньше.
— Тогда, наверное, можно снять с ваших глаз салфетку, пока вы едите, — пробормотала Эверилл, и он почувствовал, как ее пальцы коснулись его лица, когда она протянула руку.