Утром я дала себе клятву: ничто на свете не заставит меня заглянуть на вечеринку Кента — и все же спускаюсь на цыпочках по лестнице, ощупью иду по черным коридорам, беру мамины ключи с полочки в прихожей. Сегодня мама была на удивление великодушна, но меньше всего мне хочется встревать в долгий спор о том, с чего я взяла, что могу прогуливать школу, а после веселиться на вечеринке.
Я пытаюсь убедить себя, что Джулиет Сиха не моя проблема, но не могу отделаться от мысли, как ужасно было бы, если бы этот день и для нее повторялся бесконечно. Уверена, что никто на свете, даже Джулиет Сиха, не заслуживает смерти в такой день.
Петли задней и передней двери скрипят так громко, что вполне способны послужить сигнализацией (иногда я подозреваю, что родители устроили это намеренно). На кухне я осторожно наливаю немного оливкового масла на бумажное полотенце и смазываю петли задней двери. Этому трюку меня научила Линдси. Она постоянно изобретает новые, все более хитроумные способы выбираться из дома, хотя комендантского часа для нее нет и всем плевать, когда она уходит и приходит. Наверное, ей этого не хватает. Наверное, поэтому она всегда так внимательна к деталям — ей нравится притворяться, что предосторожности необходимы.
Дверь почти бесшумно отворяется на петлях, приправленных в итальянском стиле, и я выбираюсь на улицу.
Мне толком неясно, зачем я направляюсь к Кенту и что буду делать, оказавшись на месте, и потому я еду не прямо, а кружу по разным улицам и тупикам. Большинство домов стоят в глубине; освещенные окна напоминают висящие во мраке фонари. Поразительно, насколько ночью все кажется иным — почти до неузнаваемости, особенно в темноте. Неповоротливые громады домов сидят на лужайках, задумчивые и живые. Днем Риджвью выглядит совсем по-другому; все вычищено, отполировано и аккуратно подстрижено, во всем соблюдается заведенный порядок: отцы с кофейными кружками направляются к машинам, вскоре за ними следуют матери, одетые в спортивную форму для занятий пилатесом. Маленькие девочки, наряженные в платьица «Бэ-би гэп», автомобильные кресла, внедорожники «лексус», кофе «Старбакс» и нормальность. Интересно, какой Риджвью — настоящий.
На дороге практически нет машин. Я ползу со скоростью пятнадцать миль в час. Я что-то ищу, только понятия не имею, что именно. За окном мелькает улица Элоди. Я еду дальше. Под каждым фонарем — аккуратная воронка света, которая на мгновение озаряет салон машины и снова оставляет меня в темноте.
Фары подсвечивают покосившийся зеленый знак в пятидесяти футах впереди: Сиренити-плейс. Тут я вспоминаю, как в девятом классе сидела на кухне Элли, пока ее мама трещала по телефону, разгуливая по террасе босиком в штанах для йоги.
— Закидывается ежедневной дозой сплетен. — Элли закатила глаза. — Минди Сакс лучше, чем «Ю-эс уикли».
Линдси заметила, как иронично, что миссис Сакс живет на Сиренити-плейс — «будто вокруг нее царит тишь да гладь», — и я впервые в жизни по-настоящему поняла значение слова «иронично» [8] .
В последнюю секунду я выкручиваю руль, торможу и сворачиваю на Сиренити-плейс. Это короткая улица, на ней не больше пары десятков домов. Как и многие улицы Риджвью, она заканчивается тупиком. У меня подскакивает сердце, когда я вижу серебристый «сааб», аккуратно припаркованный на одной из подъездных дорожек. На номере написано: «МОМ OF-4». Машина миссис Сакс. Должно быть, я близко.
Следующий дом — номер пятьдесят девять. Он украшен жестяным почтовым ящиком в виде петуха, торчащим из клумбы, которая в это время года — не более чем длинная полоса черной грязи. На крыле петуха написано «СИХА» такими маленькими буквами, что приходится вглядываться.
Не могу объяснить, но я почти уверена, что все равно узнала бы дом. В нем нет ничего неправильного, он ничем не отличается от других — не самый крупный, не самый маленький, вполне ухоженный, белая краска, темные ставни, единственное освещенное окно внизу. Но из-за чего-то неуловимого дом кажется слишком большим для самого себя, словно нечто пытается вырваться изнутри, словно стены вот-вот лопнут по швам. Это отчаявшийся дом, понимаете?
Я сворачиваю на подъездную дорожку. Мне нечего здесь делать, я это понимаю, но ничего не могу изменить. Словно некая сила тащит меня. Дождь льет стеной; я хватаю с заднего сиденья старый свитер — наверное, сестрин — и прикрываю им голову, пока бегу от машины к переднему крыльцу. Дыхание вырывается изо рта клубами пара. Не давая себе времени опомниться, я звоню в дверь.
К двери долго никто не подходит, и я переминаюсь с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть. Наконец раздается шорох и скрип петель. Дверь распахивается. Передо мной стоит и озадаченно моргает женщина — мать Джулиет.
На ней купальный халат, который она придерживает рукой. Она такая же худая, как Джулиет, у нее такие же ясные голубые глаза и бледная кожа, как у ее дочерей. Она похожа на струйку дыма, извивающуюся во мраке.
— Чем могу помочь? — очень тихо спрашивает она.
Я несколько растеряна. Почему-то я ожидала, что к двери подойдет Мэриан.
— Меня зовут Сэм… Саманта Кингстон. Я ищу Джулиет. — Поскольку в первый раз это сработало, я добавляю: — Мы вместе делаем лабораторные.
Тут какой-то мужчина — видимо, отец Джулиет — рявкает из дома:
— Кто там?
Громкий, отрывистый голос настолько отличается от голоса миссис Сихи, что я машинально отшатываюсь.
Миссис Сиха подскакивает и быстро оборачивается, невольно распахнув дверь еще на пару дюймов. В прихожей темно. Болотистые сине-зеленые тени танцуют на стене — отблески телевизора в невидимой мне комнате.
— Никто, — поспешно отвечает она в темноту. — Это к Джулиет.
— К Джулиет? Кто-то пришел к Джулиет?
Настоящий цепной пес. «Гав, гав, гав, гав!» Я борюсь с дурацким нервным смехом.
— Я разберусь. — Миссис Сиха снова поворачивается ко мне. — Джулиет сейчас нет дома. Могу я чем-нибудь помочь?
Дверь закрывается, как будто женщина опирается на нее в поисках поддержки. Ее глаза, в отличие от губ, не улыбаются.
— Ммм, я пропустила сегодня школу. У нас такое большое задание…
Я беспомощно умолкаю, жалея, что пришла. Несмотря на «Норт фейс», я дрожу как сумасшедшая. Да и выгляжу как сумасшедшая — переминаюсь с ноги на ногу, держа над головой свитер вместо зонта.
Наконец миссис Сиха замечает, что я стою под дождем.
— Не хотите зайти?
Она отступает обратно в прихожую. Я следую за ней.
Открытая дверь по левую руку ведет прямо в комнату: вот где телевизор. Краем глаза я различаю кресло и силуэт мужчины: краешек огромной челюсти, подсвеченный голубым мерцанием экрана. Кажется, Линдси как-то обмолвилась, что отец Джулиет — алкоголик. Я смутно вспоминаю аналогичные слухи и еще что-то — про несчастный случай, полупаралич, таблетки или что-то в этом роде. Надо было быть внимательнее.