– Вдруг придется… Ладно, полезли дальше. Как вы думаете, планктон уже на берегу?
– Пора бы… Вот почему и тишина – зверье все попряталось.
– Или на базу ушло, – заметил Причер, ныряя под низко висящую лиану. – В гости. Э! Отставить!
– Почему? – удивился Кронштейн.
Причер обернулся на характерный щелчок выбрасываемого лезвия и не ошибся – психиатр занес над лианой мачете. Достал он эту складную живопыру из набедренного кармана так сноровисто, будто всю жизнь прослужил не на русских судах, а в натовской пехоте. «Ох и не прост же ты, голубчик», – подумал капеллан.
– Не стоит попусту ножом размахивать, – мягко сказал Причер. – Что вам, нагнуться сложно?
– А вы думаете, легко – с таким-то брюхом?
– А не фига было отращивать.
– Я не нарочно. – Кронштейн сложил мачете, сунул на место и, демонстративно пыхтя, кое-как под лианой пролез. – У меня обмен веществ.
– Веществ? Хм… Обмен вещей у вас. На выпивку.
– У нас когда batiushka был, мы вместе в тренажерный зал ходили, – сказал Кронштейн, игнорируя подначку. – Жалко мужика, не уследил я за ним… Ну а как он снюхался, я тоже что-то затосковал и бросил эту физкультуру. Слушайте, Причер, а чего вы так боитесь-то всего? Уже веревку какую-то волосатую рубануть нельзя. Она ж дерево!
– А вдруг у нее тоже… обмен веществ? – Причер осторожно раздвинул тонкие высокие стволы и углубился в заросли чего-то, отдаленно напоминающего гипертрофированный папоротник. – Вы ее ножом, а она вас – зубами. Кстати, старайтесь идти след в след.
– Попробую, – смиренно пообещал Кронштейн. – Это очень поможет, если на зверя наткнемся?
– Мы еще долго не наткнемся. Я не слышу абсолютно ничего. Похоже, тут даже мошкара не летает.
– А все-таки?.. Как высунется псевдозавр…
– А я ему в морду, – лениво сказал Причер. – Очень удобно, он как раз человеческого роста. Стоп! Это что?
Со стороны моря донесся тяжелый стон. Многоголосый.
– Деревья плачут, – объяснил Кронштейн. – Их едят.
– Плачут?
– Мы однажды выгнали планктон на берег, и микрофоны взяли такой же звук. Планктон, он шипит и чавкает – слышали, как суп закипает? – примерно то же самое. А это деревья. Пойдемте дальше, Причер. Мы все еще слишком близко. Я в последний момент оглянулся – планктона очень много. Широченная полоса. Если не ошибаюсь, нам придется углубиться минимум на два километра. А если ошибаюсь, так на все три.
– Ну-ну… – Капеллан опять вклинился в заросли. «Довели мы бедную Кляксу до ручки, – подумал он. – Пожирает несчастная самое себя. Хотела против нас планктоном оборониться – и на тебе… А все-таки, что же я делал вчера? Какой это был день недели? Не воскресенье ли, часом?»
– Отвратное местечко… – бурчал позади Кронштейн. – А какой чудовищный вонизм! Причер, у вас нос не закладывает?
– Сельва не любит чужих. Потому и воняет. Отпугивает.
– Я понял – это шутка! – радостно объявил Кронштейн.
– Не совсем. Опытные люди – вроде меня, например, – в сельве дышат через фильтр. Опустите рычажок за правым ухом.
– Хм… Спасибо.
– А еще сельва умеет ждать, – сообщил доверительно Причер. – Идешь по ней, идешь, ничего не происходит, и вдруг почва начинает легонько пружинить… Вот прямо как сейчас. Стой! Просвет впереди. К чему бы это?
– Болото. С крокодилами.
«Пронеси, Господи!» – мысленно взмолился Причер, а вслух сказал только:
– Типун вам на язык.
– Да они улетели, наверное.
– Это еще хуже! – выпалил Причер. Ему тут же стало мучительно стыдно за мелькнувшую где-то на окраине сознания очень дельную, но донельзя подлую идею, и он прикусил губу.
– Почему?
– Заткнитесь, а? – попросил капеллан. – Думать мешаете. Ну, с Богом!
Причер двинулся вперед, и уже через минуту стена папоротников кончилась, оборвалась, словно обрезанная. Очки маски поляризовались – здесь было гораздо светлее, чем в лесу.
Стон за спиной усилился. Одна жизнь пожирала другую, и жертва кричала уже в полный голос.
– Ну, что там у вас? – спросил Кронштейн нетерпеливо. – В землю вросли? Я могу обойти сбоку? Причер! Вы живой вообще?
Капеллан шагнул в сторону, выпуская спутника из зарослей. Подвинуться вперед он не мог. Впереди, буквально в полушаге, начиналась топь. Ярдов пятьсот болота.
И повсюду раздутые щетинистые туши, уже готовые оторваться от буро-зеленой поверхности. Чуть ли не сплошным ковром болото покрывали эдакие дирижабли с лапками, пытающиеся стартовать.
Ближайший крокодил лежал от Причера на расстоянии протянутой руки. С выражением на морде. Капеллан готов был поклясться, что в круглых выпученных глазках отразилось страшное напряжение.
– Нелегко дается взлет рожденному ползать, – неестественно спокойным голосом заметил Кронштейн.
– Бедненький… – сказал Причер крокодилу.
– Мне тоже нас очень жалко, – согласился психиатр.
– Да перестаньте вы ерничать, Эйб. Честно говоря, у меня слезы на глаза наворачиваются…
– У меня тоже. Вы по сторонам поглядите. Как мы эту хренову трясину обойдем? Я, например, краев не вижу. А надо дальше уходить, дальше. Эх, нам бы на ту сторону и под самые деревья! Через болото планктон не сунется, он начнет его до дна выедать, ужрется и притихнет…
На другой стороне болота красовалась еще одна стена папоротников, а за ней, чуть дальше, взмывала к небесам другая стена, высоченная, из деревьев.
– Придумайте же что-нибудь, Причер! – взмолился Кронштейн. – Не стойте так, столбом!
– Да чего тут придумывать… – вздохнул капеллан тоскливо. – Вы как сказали, что впереди болото с крокодилами, выход сам придумался. Герметизируйте костюм и наддуйте его, только самую малость.
– Плыть?! По этой… Нереально, Причер, засосет же на фиг! И потом, среди этих…
– Они травоядные, Эйб. Совершенно безобидные звери. Коровы болотные. А еще… А еще они умрут максимум через полчаса. Неужели вам их не жалко? Ветра же нет!!! – Капеллан вдруг сорвался на крик. – Нет ветра, понимаете вы, мать вашу?! Деревья! Стеной! Тут не дует! А когда планктон деревья сожрет! Потянет легонько с моря! Они все равно подняться толком не успеют! Их прижмет к зарослям на другой стороне! Понятно?! – Капеллан схватил Кронштейна за грудки, точнее, за нагрудные карманы и основательно встряхнул.
– Истерика? – то ли спросил, то ли констатировал психиатр.
Причер мгновенно отрезвел, поставил Кронштейна на ноги и севшим голосом сказал:
– Извините. Сорвался. Жалко их очень.
– У вас когда-нибудь было домашнее животное, Причер? – поинтересовался Кронштейн участливо.