И в любом случае я быстро расшатаю нервную систему так, что не смогу работать как сенс. Я уже сейчас на пределе. У меня почти не осталось пациентов, я разогнал старых и не беру новых. Потому что еще неделя, и я начну их одной рукой лечить, а другой – подпитываться от них, воровать энергию. Просто включится инстинкт самосохранения. И я стану вампиром. А вампиром я быть точно не хочу».
Тим вздохнул и повернулся к подъезду. Там, дома, спит любимая. А в холодильнике стоит водка. И впереди – либо сумасшествие, либо… «Мне плохо. Меня прижали. Нужно выпить».
Усевшись на кухне, Тим долго глядел в полный до краев стакан. «Жилье оплачено на полгода вперед. А вот денег на еду и допинг осталось месяца на два. Успею я решить эту проблему за два месяца?»
– Ну, бляди! – прошипел он. – Достали вы меня!
Давясь, он затолкал в рот спиртное. Закурил. «Зачем я им? Может, эти гады решили посмотреть, как поведет себя под давлением экстрасенс? Непонятно. Значит, нужно выяснить главное – для чего меня «пробивают» и делают мне больно. Нужен контакт с «хозяевами». Мне нужно знать, кто они и чего от меня хотят. Если они решили сделать из меня лабораторную крысу – из самих чучела набью. А если у них есть ко мне деловой разговор – что ж, поговорим…»
Тим налил себе еще. Все проблемы окружающего мира постепенно отходили на второй план. Куда-то делись сложности с родителями. Перестала волновать заброшенная учеба. Не трогали больше журналистские заморочки. И пропала любимая – действительно ли любимая? – женщина.
Остался только он, Тимофей Костенко, который никого не любит, кроме себя, и у которого все еще впереди.
Это было знакомое ощущение. И чертовски приятное.
– Из всех чучела набью, – сказал Тим, сжимая кулак. Он поднялся, встал посреди кухни, «щелкнул». Отбросил глупый тошнотворный мир, придуманный людьми, весь сотканный из пошлости, подлости и похоти. Несколько секунд вживался в мир тонких излучений, такой реальный, такой честный и правильный. Легко поймал в кулак пролетавшую мимо голубую молнию. Совершенно не чувствуя боли, которую молния пыталась ему причинить, посмотрел, как она бьется, вырываясь. И одним коротким напряжением воли убил ее. Поймал еще. И тоже убил. И убил еще. И еще. И еще. И засмеялся.
Когда Ольга проснулась на рассвете и бросилась его искать, Тим полулежал в кресле, стоящем посреди кухни. Он спал крепким сном, и на губах его играла незнакомая Ольге прежде холодная, злая улыбка.
30 ноября 1990 года – 26 января 1991 года
– Добрый день, господин Лапшин! – сказал Тим в трубку, перебивая голос на автоответчике. – Это вас некто Костенко беспокоит. Если вы дома, пожалуйста, ответьте.
– …буду вам очень признателен… – бормотало в трубке. – Говорите после звукового сигнала…
– Сергей Борисович! – повторил Тим. – Это Тимофей Костенко. Пожалуйста, ответьте мне!
– Да! – раздраженно бросила трубка. – Слушаю вас.
– Здравствуйте, Сергей Борисович.
– Здравствуйте, Тимофей. Чем могу быть полезен?
– Мы не могли бы встретиться?
– Зачем? – без секунды промедления выдохнул Лапшин. И Тим услышал в его голосе страх.
– Это не займет много времени. У меня к вам несколько вопросов, и очень не хотелось бы по телефону…
– Честное слово, я просто не знаю, Тимофей.
– Пятнадцать минут, Сергей Борисович. Будьте любезны!
Лапшин замялся. Слышно было, как он тяжело дышит.
– Право, не знаю… – пробормотал он наконец. – Понимаете, Тимофей, у меня сейчас наплыв клиентов… Ну, вы в курсе, что это такое. Я просто не в состоянии уделить вам время. Я должен отдыхать, восстанавливаться, вы же понимаете…
– А я вам помогу, – предложил Тим вкрадчиво.
– Нет! – почти взвизгнул Лапшин. – Нет, спасибо большое, нет… Вы знаете что, Тимофей… А вы позвоните мне через недельку, а? Хорошо? Возможно, я буду посвободнее…
– Хорошо, – вздохнул Тим. – До свидания. Я обязательно…
– До свидания! – радостно перебил его Лапшин и уронил трубку.
– Вот чмо! – рявкнул Тим, ударяя кулаком по столу. Он перелистал записную книжку и набрал еще один номер.
– Алё… – вальяжно, с придыханием, отозвался глубокий и низкий женский голос.
– Привет, красавица! – Тим поймал себя на том, что невольно включил игривую и двусмысленную интонацию.
– Ха! – отозвалась Людмила. – Тимка! Здорово! Где пропал?
– Не «где пропал», а «куда пропал»…
– Мы люди дремучие, статеек в газетки не пишем. Ладно, чего надо? Третий глаз не открывается?
– Ты гостей принимаешь? – поинтересовался Тим. – С большими красивыми бутылками вкусной полезной водки?
– Зачем? – в точности, как давеча Лапшин, насторожилась Людмила.
– Нужна консультация. Не пойму я тут никак одну вещь…
– Так расскажи…
– Да тут не скажешь, показать надо.
– Тим, лапушка, не темни. В чем дело?
– У-у… Скажем так. У тебя нет в последнее время такого странного ощущения… как будто ты малость не в себе?
– Тим, ты совсем дурак?!
– А что я такого сказал?!
– А ты не знаешь, да?!
– Люда, погоди. Я же тебе и говорю – давай принимай гостей. Может, я действительно ничего не знаю.
– Ой, не смешите меня! Все, Тим, пока. Мне некогда. Приветик!
– Ух, чтоб тебя… – пробормотал Тим, бросая трубку. Он перелистал книжку снова, взялся было за телефон, но передумал. Поднялся, открыл холодильник, сделал из горлышка хороший глоток коньяка и некоторое время стоял, уставившись невидящим взглядом за окно. Звонко клацнул зубами и пошел одеваться. «Ну, ребята, – подумал он, – вы меня разозлили».
– Кто там? – спросил через дверь Кремер, внимательно разглядывая Тима в «глазок».
– Костенко, – назвался Тим. – А ты не видишь, да?
– У меня клиент, – сказал Кремер. – Приходи завтра.
– А если я сейчас «щелкну»? – спросил Тим с угрозой в голосе.
Раздался звон набрасываемой цепочки, клацнули по очереди два замка.
Глаза у Кремера оказались полузакрыты. В отличие от Тима, он действительно «щелкнул». Кремер был в хорошей форме, и Тим почувствовал неприятное жжение в переносице.
– А через дверь слабо? – спросил он ехидно.
– Так она же стальная, – удивился Кремер, выходя из транса. – Чего надо?
– Давай открывай. Надо четверть часа твоего времени.
– Заболел?
– Задолбал. Слушай, ты, тощий викинг, я сейчас твою цепочку зубами перекушу.