– Итак? – спросил Аммонит.
– Итак, сейчас всем отдыхать, – пресек дальнейшую полемику Дильс. – Завтра в семь подъем – и вперед.
До рассвета оставалось еще часа два. Лана полностью очистила снегоходы, раздумывая, сможет ли она завести хотя бы один? Впрочем, в ее распоряжении только один и оставался – бензин из второго был почти весь использован. Волки появлялись еще два раза, но девушка всегда была наготове. Громко крича, она горстями черпала угли и расшвыривала их по сторонам, со временем образовав вокруг себя неровный круг пепла.
«Будто ракета взлетела», – совершенно некстати думала она, заботясь только о том, чтобы шарф ее окончательно не развалился. Он и так уже дымился, как зажженный фитиль на шашке, и она с ужасом думала о том, что скоро ей придется работать голыми руками. Пропахшая гарью и дымом, с растрепанными волосами и перепачканным сажей лицом, она была похожа на спятившую ведьму из страшной сказки.
Часы показывали без пятнадцати шесть утра. Лана помнила, что в здешних местах светлело примерно в восемь часов. И тогда их поиски возобновятся. А если повезет, волки наконец успокоятся и уберутся восвояси… В душе она, безусловно, понимала, что если волки голодны (а в том, что это так, у нее давно отпали последние сомнения), то им глубоко плевать на время суток. Есть цель – живая пухленькая девочка, сделанная из мяса и костей, и она осознавала, что их противостояние затянется еще надолго.
Сейчас все было тихо, и она села на «Буран», тот, в котором еще был бензин. Исцарапанные, черные от копоти пальцы нащупали ключ зажигания. Антон, растяпа. Как всегда, забыл вынуть его из замка, не то что педантичный и осмотрительный Тима. Но сейчас Лана была готова расцеловать Антона с ног до головы, и она осторожно повернула ключ. На приборной панели тускло замелькали цветные лампочки, но двигатель, пару раз фыркнув, замолчал. Лана повернула ключ снова, на этот раз даже лампочки не загорелись.
Лана засмеялась, убирая с лица грязную прядь волос. Из горла шли странные хрипы, и дышать становилось труднее. Неужели у нее началось воспаление легких?!
Тысячи сверкающих точек, как алмазная крошка, аллюром носились перед глазами, затем все вокруг стало почему-то красным. Девушке казалось, что все члены ее тела охватывает приятная истома, чувство было сродни тому, как если бы она пришла после работы домой и, надев свой любимый халатик и тапочки, с наслаждением опустилась в мягкое кресло. Руки уже не сводило судорогой, наоборот, им было тепло и комфортно. Она словно медленно плыла по озеру…
Лана сползла с «Бурана» прямо в снег и привалилась спиной к передней лыже снегохода. Она засыпала, и ей снился сон. Словно она опять с Антоном, рядом Тима и Яна. Они плывут на маленькой, уютной лодочке по спокойному озеру, необычайно прозрачная вода искрилась в солнечных лучах, она была такой чистой, что позволяла разглядеть стайки рыб, пугливо снующих туда-обратно. Тима с Яной весело смеются, она тоже улыбается, как вдруг по озеру пошла легкая рябь. Лица ребят становятся тревожными, и эта тревога передается Лане. Лодку начало крутить на месте, словно она попала в мощный водоворот. Небо стремительно темнеет, сильный ветер треплет одежду и волосы.
«Помогите!» – хочет крикнуть Лана, но из горла вырывается лишь комариный писк. Лодка переворачивается, и все оказываются в воде. Воронка увеличивается, затягивая в свой темный зев ее друзей. Лана наконец кричит, кричит так, как не кричала никогда в жизни, буквально деревенея от ужаса, – лица ее друзей медленно плавятся, как горячий воск, они издают какие-то нечеловеческие вопли, их волосы седеют прямо на глазах, и одного за другим их поглощает пучина. Лана тихо плачет, держась за лодку, не замечая, как из-за туч снова выглянуло солнце, а озеро успокаивается. Она плачет и видит, как сквозь толщу воды (на этот раз мутной и дурно пахнущей) на нее, не мигая, смотрит женское лицо. Губы, растянутые в жестокой ухмылке, раздвигаются, обнажив огромные волчьи клыки, а Лана проваливается в беспамятство, и последняя ее мысль не оставляет и тени сомнения, что ее друзья в беде…
Сквозь багровую пелену она услышала грохот. Потом еще. Что это? Салют?
Лана улыбнулась потрескавшимися губами и потеряла сознание. Возле нее в полуметре издыхал волк, вывалив из окровавленной пасти язык, похожий на красную тряпку.
Из-за деревьев показались две фигуры. Первая, увидев бесчувственное тело Ланы, бросилась к девушке. Это был мужчина, довольно высокий, с усталым лицом, на котором пробивалась щетина. Из охотничьего карабина все еще вился дымок.
– Господи, слава богу, – пробормотал он, осторожно приподнимая голову. Пальцами нащупал пульс на шее, потом крикнул спутнику:
– Валера, срочно звони на базу!
– Угу, – пробасил тот, доставая небольшую «мотороллу».
– Ланка, держись, – прошептал Евгений. Его племянница жива, и он был чрезвычайно рад этому. Но где остальные ребята? Подруга Ланы и двое парней?
Он быстро снял с себя куртку и стал укутывать бесчувственную девушку.
Поужинав, другая группа путников во главе с Артуром стала готовиться к ночлегу. В одной палатке разместились Злата, Артур и норвежец, Костя и Антон в другой.
Антон, безмерно уставший за весь день, мешком рухнул на спальный мешок и едва нашел в себе силы залезть внутрь, после чего моментально уснул. Он спал, и ему снилась какая-то эротика, вроде как развлекается он с девушкой с обалденной внешностью. Она такая вся расфуфыренная, лифчик трещит от сисек, материя рвется от сосков, и пахнет от нее какими-то ягодами, клубникой, кажется. И в самый ответственный момент Антон просыпается, где-то в подсознании поймав себя на мысли, что отчасти столь приятный сон был явью… А открыв глаза, чуть не закричал.
Этот Костя, чтоб он треснул, привалился прямо к нему и… целовал его, причем взасос! Антон сразу определил, что этот новоиспеченный пидор не спит и делает это осознанно, мерзко слюнявя ему губы и подбородок. Кроме того, он чувствовал, что Костя пытается открыть «молнию» на его спальнике, очевидно, с целью более близкого знакомства с его членом, который, признаться, все еще стоял колом, очевидно, продолжая витать в сладострастных грезах.
Антон мигом вспотел, невзирая на минусовую температуру в палатке. Ну, товарищи, это уж слишком. Насколько он знал, в семидесятые годы Уголовный кодекс весьма сурово карал лиц, занимающихся мужеложством, по-простому гомосеков, и он громко сказал:
– Константин, едрить тебя за ногу, чего это ты делаешь?
Костя резко отпрянул и заискивающе зашептал:
– Антош… прости. Пожалуйста, не шуми…
Антош?! Ядрена вошь! Он бы его еще «лапулей» назвал, мудозвон вафельный!
Антон приподнялся и тихо, но внятно и по слогам произнес:
– Если ты еще раз ко мне хоть пальцем прикоснешься, я оторву твой х… и затолкаю тебе же в зад, ты хорошо меня понял?
Даже в темноте он видел, как испуганно блеснули его глаза.
– Прости… я думал… ну, знаешь, что… тебе понравится.