– Он приезжал ко мне. Когда произошли первые убийства.
Виктор ровным счетом ничего не понимал. Значит, Малышев уже успел познакомиться с профессором? Но почему он ничего не сказал?!
Скрипя коляской, Владислав Сергеевич подъехал к окну и резким движением сорвал занавеску. Некоторое время он смотрел в вечернее небо.
– Как все глупо, – прошептал старик.
Когда Виктор вышел из комнаты, Тамара Егоровна клевала носом, изредка вздрагивая и машинально предлагая давно остывший чай. Иван вежливо отказывался.
– Мне надо ехать, Ваня, – сказал Виктор. – Ты мне очень помог, спасибо.
– О чем разговор? – Иван поднялся. – Пойдем попрощаемся.
Однако проститься с профессором им не удалось. Как только они вошли в комнату, их взору снова предстало съежившееся существо, пытающееся разгрызть скорлупу грецкого ореха.
– Вы от Алинки? У нее скоро самолет, – брюзжал старик. Прекратив бесплодные попытки справиться с орехом, он развернул коляску. – Вы поедете ее встречать? Она не одна, с ней Виталик и Гоша! Вы опоздаете! Вы уже опоздали, суки, пидормотины, почему вы стоите как столбы?!!
Он катился к ним, изменившись до неузнавания – воплощение сумасшествия, с развевающимися седыми волосами и горящими глазами. Милиционеры проворно выскочили из квартиры, слыша, как из комнаты доносился безумный хохот.
«Интересно, почему профессор спросил про Малышева?» – вертелась у Виктора мысль.
* * *
Я проснулся глубокой ночью из-за желания облегчить мочевой пузырь и долго не мог понять, где нахожусь. Сильно болела грудь, особенно левый сосок, спину тоже всю саднило. На губах и подбородке запеклась кровь, плечи исцарапаны. Осторожно, стараясь не разбудить Леру, я слез с кровати и на цыпочках вышел из комнаты.
После туалета я зашел в ванную. В отражении зеркала на меня пялилось изможденное существо с окровавленным подбородком. Я посмотрел на грудь и ужаснулся – сосок был изгрызен, вся левая сторона груди была покрыта засохшей кровью. Боже, я помнил, что Лера покусывала меня, но боли в тот момент я совершенно не чувствовал. Сейчас она пришла, и я, включив теплую воду, стал промывать царапины.
Когда кровь была смыта, я взял с полочки бинты и пластырь и кое-как заклеил ранку. Параллельно я думал о том, что наконец-то потерял девственность. Странно, но особого кайфа от этого я не испытывал, тем более что почти весь половой акт прошел словно в каком-то тумане. Меня волновало только одно – осталась ли довольна Лера? Лера, Лера...
– Кто ты, девочка? – шепотом произнес я, глядя в свое отражение. – Кто ты и откуда?
Вернувшись в комнату, я наступил во что-то мокрое и не сразу понял, что это разлитое вино. Блин, я же на полу мобильник оставил!
Пошарив, я поднял телефон с пола, вытащил аккумулятор и положил его на подоконник. Надеюсь, не испортится.
Под утро мне приснился отец. Я уже не помню, когда в последний раз видел его во сне, хотя первый месяц после его исчезновения это происходило чуть ли не каждую ночь.
Он стоял в коридоре, в полном обмундировании, в своей парадной белой рубашке, фуражке, и звал меня. На его бледном лице застыла холодная улыбка, но я не боялся его. Как был, в трусах, я вышел за ним на улицу, и мы куда-то пошли. Сон казался мне таким реальным, что я буквально чувствовал холодный ветер, лохмативший мне волосы, как в мои ступни впиваются мелкие камешки, как где-то сонно тявкнула дремлющая собака. Мы спустились в какой-то овраг, перешли через шаткий мостик на другую сторону и оказались на небольшой лужайке. Отец шел молча, не оборачиваясь, и я едва поспевал за ним.
– Что ты помнишь? – неожиданно заговорил он.
Я хотел спросить, что он имеет в виду, но язык не повиновался мне, он разбух, как влажная губка, заполнив весь рот.
– ЧТО ТЫ ПОМНИШЬ?? – громче спросил отец, и мне стало страшно. Я огляделся по сторонам, понимая, что когда-то был здесь. Даже несмотря на то, что сейчас было темно, как в погребе. Мы снова оказались в каком-то овраге. Под ногами стало влажно, жидкая грязь с хлюпаньем чавкала под моими ногами. Впереди я увидел какой-то невысокий предмет, что-то вроде конуры... или колодца? Отец подошел прямо к нему и повернулся ко мне лицом. Серебристый лунный свет упал на его костлявое лицо, кожу которого буквально разрывали скулы. – Узнаешь? – прошептал отец, показывая мне на колодец. Я смотрел и видел, что вместо руки у отца какая-то грязная лапа с обломанными когтями, как у больного стервятника, с них ошметками свисает гниющее мясо.
Я закричал, не слыша собственного голоса. Словно загипнотизированный, я подошел к колодцу и наклонился вниз. Там, внизу, еще темнее, чернота просто угольная, но вот я увидел какое-то движение, словно что-то блеснуло.
«Папа», – сказал я, но это только внутри, но на самом деле из моей глотки вырвалось какое-то шипение.
– Что... ты... помнишь... – прохрюкал отец и неожиданно толкнул меня. Перед глазами все померкло, и в следующее мгновенье я оказался внизу, на самом дне колодца. Странно, но я ничего не сломал и даже не ударился при падении. Наверху слышался смех отца.
Внезапно все вокруг начало светлеть, и я увидел источник света. Шарик, желтый стеклянный шарик. Он лежал в самом центре колодца, яростно пылая, как сотня факелов, и при этом источая запах смерти.
«Что ты помнишь?» – снова прошелестело где-то наверху, я коснулся шарика пальцами и отдернул руку назад – он был холоднее льда.
Утром Лера смущенно попросила у меня прощения за царапины, оставленные ее коготками. Она хотела взглянуть на разорванный сосок, но я сказал, что все в порядке.
Я собрал мобильный телефон, но он работал с перебоями, самопроизвольно включаясь и выключаясь.
– Когда поедем? – спросила Лера. Я допил кофе и пожал плечами:
– Хоть сейчас. Только... – я замялся.
– Что?
– Мне нужно заехать в одно место, это все равно по дороге. Не возражаешь?
– Нет, – улыбнулась Лера. – Кстати, я вчера разговаривала с Костей. Он сказал, чтобы в «Долину Гномов» мы ехали сами и готовились к их приезду. Он с ребятами будет чуть позже.
– Ты знаешь дорогу?
– Да, мы ведь с ним недавно там были, когда отвозили продукты.
В церковь мы приехали после обеда.
– Я скоро, – сказал я. Помедлив, спросил:
– Не хочешь со мной?
– Я атеистка, – проговорила Лера, начиная обрабатывать пилочкой ногти. – Не обижайся, но мне там делать нечего. Иди, я подожду.
Я пожал плечами и вышел из машины. В этот день было особенно жарко, я буквально ощущал раскаленный асфальт сквозь подошвы туфель. Купив свечки в церковной лавке, я направился к храму. У входа на этот раз околачивался только один человек, юродивый Тема. Невзирая на пекло, на нем был драный ватник, зато из-под обтрепанных штанов торчали чумазые босые ноги, густо усеянные незаживающими болячками. Мне стало не по себе, и я хотел как можно скорее прошмыгнуть внутрь.