– Арч, открой, это Кирилл! – прозвучало за дверью, и я облегченно вздохнул.
– Что-то случилось? – задал я вопрос, впуская друга внутрь. Кирилл ввалился в комнату, неся с собой шлейф перегара. Я поморщился.
– Я... хочу поговорить с тобой, – икнув, сообщил он, доставая из-за пазухи бутылку водки. Он поднял на меня осоловелые глаза:
– У тебя закуска найдется?
– Найдется, а что все-таки случилось? – переспросил я, не трогаясь с места. – Не стремно тебе в такое время ходить? Телевизор смотришь?
– Фуфло все это, – выдохнул Кирилл, распечатывая бутылку. – Не верю я в этих чикатил.
У него что-то не получалось, и он, выругавшись, стал сдирать пробку зубами.
– Подожди, я принесу что-нибудь, – сказал я.
Через пять минут мы сидели на кухне за столом, на котором я собрал нехитрую закуску для Кирилла. Тот был мрачен, под глазами залегли глубокие тени, накидывая ему лишнюю пятерку лет. Он все порывался налить и мне, но я отказался, и он накачивался в гордом одиночестве.
– Ты ведь помнишь Аньку, а? – прожигая меня пьяным взглядом, спросил он. – Ты же вроде с ней в одном саду был?
– Ну, вроде того, – осторожно ответил я, начиная понимать, зачем он пришел. Несколько лет назад они встречались, но потом Анна, эффектная брюнетка со сногсшибательной фигуркой, выскочила замуж за какого-то бизнесмена и навсегда исчезла из нашей компании. Несколько лет назад она заняла первое место среди красавиц края, и теперь ее видели только в окне навороченной иномарки, откуда она могла помахать рукой в знак приветствия. Кирилл же не желал с этим мириться, хотя и ослу было ясно, что они не пара и назад пути нет, но бедняга изо всех сил пытался склеить разбитую вазу и вернуть себе расположение девушки. Анна родила девочку, у нее была совершенно другая жизнь, а упрямый Кирилл продолжал обрывать ей телефоны, караулить во дворах, пока у мужа Анны не лопнуло терпение и нанятые им мордовороты не накостыляли по шее новоиспеченному Ромео.
– Представляешь, у нее вчера день рождения был. Я звонил, звонил, а она, стерва, «симку» поменяла, – злился Кирилл, наполняя стакан. – А я, дурак, на подарок два месяца копил.
Я молча смотрел на друга детства. В таком виде он был и жалок, и противен одновременно. Неужели он ничего не понимает?
– Так вот, Арч, я тут подумал... может, как-нибудь скажешь ей при встрече, что я хочу с ней поговорить? А? В последний раз!
Я вздохнул. Этих «последних» разов, насколько я знал, было как минимум тридцать, и каждый из них имел одинаковый финал – истерику и взаимные оскорбления. Тем более кто меня подпустит к Анне, при ее нынешнем-то статусе?
– Если увижу, скажу, – пообещал я, хотя в душе вряд ли верил в то, что говорил, – мне просто до смерти надоел пьяный Кирилл, и я подумывал, как бы его выпроводить домой. Но он, похоже, и не думал никуда уходить, а только и делал, что подливал себе, постепенно упиваясь до полного аута.
– Мне кто-то... кто-то сказал... ик!.. что этот хмырь бьет ее! Понимаешь? Бьет ее и ребенка, – как страшную тайну поведал мне Кирилл. Я вежливо промолчал, надеясь, что отсутствие комментариев на высказывания моего друга умерит его пыл и он успокоится. Но все выходило наоборот, он распалял себя, как костер, в который все время подбрасывают новые поленья. – Я хочу поехать к ней. Ты дашь мне денег на такси? – Кирилл вперил в меня свои стеклянные глаза.
– Послушай...
– Тебе жаль денег? – недобро прищурился Кирилл.
– Не жаль. Но и ехать тебе сейчас нельзя, – отрезал я. – Ты все только испортишь. Ее муж из тебя котлету сделает.
– Тогда я сейчас выйду, поймаю тачку и приставлю к горлу водилы вот это, – неожиданно в руке Кирилла появился нож с тускло блеснувшим лезвием. – И с мужем найду общий язык.
Я опешил.
– Кир, ты в своем уме? – заговорил я. – В тюрьму захотел?
– А мне по херу тюрьма, когда Аньки со мной нет, – рявкнул Кирилл и с неохотой убрал нож. – Арч, ты не обижайся... просто нервный я стал немного.
– Да я уж вижу, – протянул я, слегка ошалев от выходки друга.
– Ладно. Давай так, я поеду к себе домой, а про этот разговор мы забыли. О-кей? – спросил Кирилл и пытливо посмотрел на меня. – А ты мне даешь бабла доехать до дома.
– Хорошо, – подумав, сказал я. – Только ты оставляешь нож у меня. Позже я тебе его верну.
Кирилл пожал плечами, и от меня не ускользнуло, как на его лице мелькнула странная тень.
Я забрал у него нож и, зайдя в гостиную, положил его в глубокую вазу на серванте. Потом достал конверт со своим «НЗ», отсчитал сумму, которой должно было хватить этому пьянице добраться домой, и вышел в коридор. Кирилл, ворча и пошатываясь, пытался зашнуровать ботинки.
– А мобила моя где? – вдруг встрепенулся он, хлопая себя по карманам. – Арч, посмотри на кухне.
Я сходил на кухню и протянул Кириллу телефон.
– Ну пока, брателла, – хитро прищурившись, сказал он и хлопнул дверью.
Я прошел в комнату. Нет, до чего же идиот! Собрался ехать в таком состоянии выяснять отношения. Разобрав постель, я уже хотел укладываться, как вдруг мне в голову пришла мысль перепрятать нож. Нечего ему в вазе лежать.
Я пошарил руками в вазе, чувствуя, как внутри, откуда-то из самой глубины медленно поднимается холодная паника. Ножа не было. Я выглянул в окно, в надежде, что Кирилл не успел уйти далеко. Темень хоть глаза выколи.
– Кирилл! – позвал я, но ответом мне была тишина.
В каком-то трансе я вернулся в комнату. Господи, неужели этот болван стырил нож, пока я ходил на кухню за мобильником? Я прошел в прихожую и обвел взглядом коридор. Мой взор тут же уперся в громадное зеркало на стене, которое, как я помнил до сих пор, вешали мы с отцом. И если в него смотреть, то было прекрасно видно, что происходит в гостиной. Я набрал номер Кирилла, но в ответ женский голос безучастно сообщил, что абонент находится вне зоны доступа.
Я лег на кровать, стараясь отогнать дурные мысли. Может, он действительно поехал домой?
* * *
Все эти дни Виктор крутился как белка в колесе, и родные определяли его появление дома только по исчезающим продуктам в холодильнике. Он мчался на работу, когда еще только просыпалось солнце и все спали, а возвращался далеко за полночь, когда тоже все лежали в постелях.
Однажды его отец, ветеран Афгана, которого мучила бессонница, застал сына за тем, как тот, обжигаясь, пил чай, торопливо проглатывая бутерброды. Арсений Иванович сел на стул, отодвинув в сторону протез, – ногу оторвало в восемьдесят четвертом, во время засады недалеко от Кандагара. Он молча смотрел на сына, пряча в душе любовь и нежность к нему. Он уважал Виктора за преданность работе, но ему было больно видеть, как тот изнашивал себя сутками напролет.
– Сегодня опять поздно придешь? – осмелился спросить Арсений Иванович. Виктор пожал плечами.