– Шабаш, – прохрипел Артем, – скажем твердое НЕТ курению и пьянству…
– Чего нет? – не понял Фельдман. – Только пачку не вздумай выбросить. Сейчас отдышимся, пересмолим…
– Мужики, называется, – презрительно бормотала Анюта, – драться худо-бедно научились, а вот сносить тяготы и лишения… Поднимайтесь, нельзя нам тут загорать, – она привстала и принялась лягать обессиленные мужские тела, выражаясь при этом недобрыми словами.
– Пойдем, художник, делать нечего, – закряхтел Павел, – пуще прежнего наша старуха бранится…
За пределами урочища было холодно, как в могиле. Ветер неистовствовал. Они спускались по склону, не зная, что внизу. Подножие холма устилал густой туман. Они вошли в него, как в параллельный мир, и двигались почти на ощупь. Когда туман рассеялся, оказалось, что они находятся в горно-лесистой местности, практически неотличимой от урочища мракобеса Ватяну. Но дышалось здесь гораздо свободнее. Может, так казалось?
– Метров шестьсот на запад – деревня Волковишта, – просветила Анюта, – заходить в нее не будем, опасно. Пойдем на север. Восемь километров до трассы на Мартау. Это север Румынии. А так рукой подать до Украины.
– До Западной Украины, – поправил Артем, слегка знакомый с атласом.
– Сала наедимся, – подал голос Фельдман, начинающий заметно отставать, – то есть дело идет к тому, что в Бухаресте мы не появимся?
– В Бухаресте вы можете появиться только с документами, – резонно объяснила Анюта. – Как я понимаю, с документами у вас полный швах?
– Но Украина вроде тоже, какое ни есть, а государство, – засомневался Артем, – границу, может, перескочим, и придется прятаться в других Карпатах? У господина Ватяну длинные руки и длинные ноги. А в государстве, где процветает коррупция…
– Давайте помолчим, – предложила Анюта, – внимательнее смотрим по сторонам и работаем ушами.
Битый час они лежали в расщелине перед большим полем. Где-то на дальней окраине сельскохозяйственных угодий поблескивали редкие фонари, иногда проносились машины. В паре верст виднелись сбившиеся в кучку сооружения – то ли большая ферма, то ли маленькое предприятие. По полю перемещались люди – не меньше дюжины. Мерцали огоньки фонариков, доносились обрывки фраз. Оставалось только гадать, кто это такие – поздние (или ранние?) сельскохозяйственные рабочие, клевреты Ватяну, рыщущие по Горошанам в поисках беглых…
Анюта лежала рядом с Артемом, напряженно вглядываясь в темноту. Он чувствовал ее плечо, слышал сиплое дыхание – блуждая по горам, девушка не убереглась от простуды. Обсудить ситуацию с Павлом пока не было возможности, но что-то подсказывало Артему, что появление Анюты не случайно. Сомнительно, что работники тайного судилища так настойчиво стремились вывести его из-под удара. А кто сказал, что Анюта работает на тайное судилище? Да, она в курсе, что существует такая организация – далеко не правительственная, с существенными оговорками творящая благое дело. Если контора, на которую она работает, в полной мере владеет информацией… А почему бы, кстати, этой конторе не быть ПРАВИТЕЛЬСТВЕННОЙ? Почему бы агенту спецслужбы (интересно, какой страны?) не оказаться внедренным в секту Ватяну? Особый интерес – коллекция «Око Леонарда»… Но при чем тут Белинский? Артем лежал, закрыв глаза, лихорадочно размышлял. История повторяется по спирали. Почему он об этом подумал? Что касается его лично? Швейцария, Мартиньи, улица Мон-Пегасс, банк… как там бишь его? Еще раз. Швейцария, Мартиньи, подделанное «Торжество истины» Брейгеля в сейфовой кабинке… Еще раз. Подделанный Брейгель. Подделанный Брейгель. Картина пропитана мощной энергетикой, изображает решающую битву так называемых Божьих сил и сил Тьмы, выполнена по заказу таинственного клиента, якобы имеющего отношение к секте поклонников Сатаны… Тьфу. Картина, какой бы ни была она в действительности, уничтожена на его глазах. В сейфе подделка. Но кто об этом знает, кроме тех, кто присутствовал при акте уничтожения?
Информации не хватало. Мыслительный процесс не задавался. Возделанное поле между тем опустело: намаявшись от земледельческих трудов, люди удалялись к чернеющему на востоке лесу. Глаза, привыкшие к темноте, различали проселочную дорогу, идущую к сбившимся в кучку сооружениям. Ни в одном из зданий не горел свет. Можно было предположить, что они либо заброшены, либо ночами там никого нет, даже сторожа.
– Ну что, молчит интуиция? – повернулась к ним Анюта.
– Вопиет наша интуиция, – ворчливо бросил Фельдман, опередив Артема, – ей поспать подавай, а потом поесть, иначе она не играет. Кстати, Анюта, как насчет небольшого займа?
– Идите за мной, – глухо вымолвила девица, – позже поговорим о займах и прочих удовольствиях.
Они спустились с гряды и припустили по дороге, пугливо всматриваясь в каждый куст. Не самое приятное занятие – пробежка по открытой местности, засаженной картошкой. Строения располагались в низине за пределами угодий. Явно не объект историко-культурной ценности. Когда-то мастерские, теперь двухэтажные руины без стекол, но обильно заросшие бурьяном. Беглый осмотр периметра показал, что западней это местечко, ввиду множества выходов, являться не может. Анюта тяжело вздохнула и сделала попытку проникнуть в здание. Что-то юркое шмыгнуло мимо порога. Она отпрыгнула, испуганно ойкнув. Фельдман тут же пошутил, что не всякая укротительница войдет в клетку, если там мышь. «Крыса, – поправил Артем. – Большая». Фельдман скорчил из себя джентльмена, отстранил Анюту и заверил, что он со всем справится. Пропал в проеме, и почти сразу же из темноты раздались лязг, крик и падение чего-то металлического. Потирая шишку на лбу, появился Фельдман, сказал, что контакт черепа со стеллажом прошел успешно и трудно это выразить в рамках пристойной лексики… В общем, внутри много пустого места, но лучше все-таки посветить.
Пустого места в заброшенной мастерской было вдоволь.
– Ставьте будилу, Анюта, – пробормотал Фельдман, устраиваясь на какой-то слесарной плите, – надеюсь, у вас есть техническое приспособление, позволяющее бороться с крепким сном?
– Три часа на сон, – Анюта включила подсветку на часах, – разбредаемся, господа. Надеюсь, проживем эту ночь без глупостей?
– О, конечно… – пролепетал Артем, забираясь под какую-то ржавую станину, – сегодня ночью нам не до… домоганий. Уж простите, Анюта.
– Вот именно, – пробормотал Фельдман, – почувствовав недомогание, прекратите домогание… – и разразился отрывистым храпом.
Анюта тихо засмеялась.
– Я имела в виду другие глупости. Спокойной ночи, мужчины.
Он подумал, прежде чем провалиться в сон, что трудно представить такое стечение обстоятельств, при котором допустимо приставание к этой странной женщине…
Страх настолько отравил организм, что даже сон не пошел на пользу. Они проснулись перед рассветом, под писк наручных часов, вскочили, замерли.
– Спасибо тебе, Господи, – не удержался Павел, – что дал поспать перед вечностью…
Они покинули заброшенную механичку, перебежали дорогу, углубились в лес. Народ безмолвствовал. Каждый думал о своем. На выходе из развесистой дубравы их подкараулил восход. Рыжее светило улеглось на косогор, брызнув слепящим светом. Тени в панике побежали на запад. Беглецы ускоренным маршем двинулись на север. Недобрые предчувствия подгоняли. Анюта кусала губы, постоянно оглядывалась, словно затылком чувствовала опасность…