Ладно, пусть он не способен выиграть в этой партии, но потрепать нервы кое-кому он еще в состоянии. А ведь действительно предмет, жгущий руки, удесятерял злобу! Он был злой на весь мир, полон решимости. Сложил картину вчетверо (чего ее жалеть?), сунул в портфель. Постоял, усмиряя сердцебиение, затем решительно постучал в дверь. Та немедленно приоткрылась.
– Вы уже закончили, месье? – Да, спасибо, я уже ухожу.
Что-то подсказывало, что в самом банке ему не станут чинить препятствия. Улыбаясь всем, кто попадался под руку, он прошагал по банковским коридорам, раскланялся с ответственным клерком, который пожелал ему счастливого пути и всяческих благ, выбрался на свежий воздух. Шаг вправо – практически побег, он спрыгнул с крыльца, едва не подрезав расфуфыренную даму с нарядными бриллиантами в ушах, свернул на боковую аллею, стремясь поскорее исчезнуть в зарослях привитой розы. Но примитивный фокус не удался. В переулке за его спиной сработали тормоза, и насмешливый голос врезал по затылку:
– Куда же вы так разогнались, Артем Олегович? Как ребенок, право слово…
Он обернулся, сжав рукоятку портфеля. Нет, он доведет свою глупую затею до логического конца и полного абсурда. Через не могу, не хочу и не буду!
– Что, ребята? – процедил он. – Гарантируете полный возврат?
Двое выпрыгнули из неприметного седана, раскрыли дружеские объятия, сделали такие участливые лица, что позавидовали бы ведущие передачи «Жди меня».
– Давайте портфель, Артем Олегович, – протянул один руку, – и садитесь в машину.
«А ведь мог предупредить охрану банка, – мелькнула мысль, – они бы отсекли этих гавриков. Неужели отказались бы проводить до такси?»
– Держите, – вздохнул он… и врезал жёстким краем портфеля противнику под дых. Тот охнул, но скорее от неожиданности, чем от боли. Схватился за портфель обеими руками. Того и требовалось. Он врезал в то же место коленом – да с такой силой, что у несчастного глаза сбились в кучку, он выпустил портфель, рухнул на колени. Заорал, зрачки завращались, как бешеные космолеты на орбите, пополз куда-то в кусты с низким дорожным просветом…
Второй из добродушного малого мгновенно превратился в свирепого тигра, но и он не успел среагировать.
– И ты держи! – крикнул Артем и швырнул ему портфель. Реакция была будь здоров, но мозгов маловато. Парень ловко поймал портфель и мгновенно получил кулаком в челюсть. Отпрянул, выбросил портфель, чтобы не мешался, но Артем уже прыгнул на него, повалив на землю. Хрустнуло в отбитой коленке, но он не чувствовал боли. Сдавил противнику горло… и схлопотал коленом под копчик.
– Ах, ты драться! – возмутился он, отвесив звонкую оплеуху.
– Что же ты делаешь, отморозок?… – прохрипел оппонент.
Кто тут отморозок? Он отвесил вторую оплеуху, с удовольствием представив звон у неприятеля в голове. Поднялся на колени, а когда тот, кряхтя, начал вставать, собрал всю силу в кулак, хлестнул звонко по виску. Того отбросило, как лист фанеры.
– Ни с места, – сказал третий, выходя из машины. Он держал у пояса пистолет, смотрел настороженно, сдерживая досаду и злость.
– Стрелять собрался? – изумился Артем. – И думаешь, после этого тебя погладят по головке?
– Не твое дело. Ни с места, – повторил человек, быстро глянув на портфель, который валялся в трех шагах от Артема. Потом – на того, который пытался привстать, но не мог – руки расползались. Третий бился припадочно в кустах, страдая от невысказанной боли.
– А что для тебя важнее – портфель или я? – спросил Артем.
Человек не ответил.
– А знаешь ли ты, что в портфеле? – вкрадчиво осведомился Артем, делая шажок к картине.
– Стоять, – неуверенно сказал оппонент.
– В портфеле картина выдающегося мастера эпохи Возрождения, – важно сказал Артем, – стоящая таких денег, каких ты и представить не можешь, – сделал еще два шага, нагнулся, – и если с ней или со мной что-то случится…
– Ни с места! – рявкнул человек, наливаясь краской. – Отойди от портфеля! К машине! Руки на капот!
– Знаешь, приятель, мне это уже откровенно начинает надоедать, – чистосердечно признался Артем. Злость взыграла нешуточная. Он поднялся, прижал портфель к груди, неторопливо направился к машине. Но вовсе не за тем, чтобы вручить портфель противнику, а руки положить на капот. В глазах человека, сжимающего пистолет, мелькнул испуг. Стрелять в Белинского ему было запрещено – какое бы свинство тот ни учинил. Он произвел неверное движение: подался назад. Но Артем уже был рядом. Тогда он махнул пистолетом, норовя попасть рукояткой по скуле. Подобное движение хорошо прогнозируется. Артем небрежно отклонился, роняя портфель, перехватил руку, вывернул. Прыгнул вперед и в сторону, еще сильнее завел руку за спину – до хруста и истошного вопля. Сунул прилично одетого упыря в салон и, пользуясь его шоком, треснул мордой о рычаг автоматической коробки. От хруста чуть не стошнило. Тело обмякло. Он бросил экзекуцию, отпустил пострадавшего, пнул пистолет под машину.
Он поднял портфель, отряхнул колени, посмотрел по сторонам – с кем тут еще разделить горечь утраты? В принципе, полиция или служба безопасности банка могли подсуетиться – все-таки напали на приличного человека хулиганствующие элементы. Хоть бы одна скотина шевельнулась. Спокойное утро. За кустами ничего. Переулок пуст. В стороне неторопливо проехала машина. Стенания из кустов, из машины. Человек с острой болью в челюстной кости, задыхаясь, пытался приподняться. Утвердился на одном колене, запустил руку за пазуху. Артем критически наблюдал за его потугами. Поздно опомнился. Раньше надо было. Ох, как он сегодня зол! Выбросил ногу, впечатав негодяю точно в челюсть. Не одному же Пашке изводить с белого света эту нечисть!
Он пришел в себя на узкой извилистой улочке. Умытая дождем брусчатка, опрятные трехэтажные домики с красивыми наличниками, пилястрами и прочими кариатидами. Машины ползут в одну сторону, что строго предписано знаками (не Россия, где трудно перейти в том месте, где проезд запрещен). Он брел, спотыкаясь, сжимая ручку портфеля. На лице, как видно, была написана такая муть, что прохожие опасливо сторонились, провожали его недоуменными взорами. Пришлось приходить в себя. Он одернул пиджак, поправил шляпу. В чем причина подавленности? Он успешно выполняет свой безумный план, в котором нет никакого смысла. Спокойнее, Ипполит, спокойнее…
Обстановка способствовала безмятежности. Вокруг него было именно то, что называют обленившейся, зажравшейся Европой. Неторопливая публика, соблазнительные запахи из заведений, расположенных на первых этажах, столики открытых кафе, за которыми чинно сидят пенсионеры с газетками, молодежь, домохозяйки с детьми, не умеющие готовить и предпочитающие завтракать в кафе. Зрелая симпатичная дама поедала гигантский эклер и задумчиво смотрела на статного прохожего в песочном костюме.
Он обосновался в заведении напротив протестантской церкви, пересчитал оставшуюся наличность, заказал гляссе, жареный сыр с булочкой. Полчаса воевал с тягучей, не желающей рваться массой, обладающей горьким вкусом. С ненавистью смотрел на портфель. Подозвал официанта, попросил повторить.