Этот вечер был одним из лучших в его жизни. Номер был вполне пристойным, служба доставки функционировала, «девочек» и «мальчиков» не предлагали. Тоска оставляла захваченные позиции….
Они лежали в постели, соединившись в целое, переходили от слов к телу, от тел к слову, и когда улеглась страсть, не прекращали обниматься, слушали, как барабанит дождь по стеклам, тихо говорили. Он любовался красотой мягко вылепленных форм, плавными линиями молодого женского тела. «Пурисима» – говорили о такой красоте древние испанцы, что означало в переводе «наичистейшая». У нее действительно был муж. Он работал инженером в дорожном центре научно-технической информации, она – типичная офисная мышка. О детях пока не думали. И, наверное, уже не придется…
– Ненавижу тебя, – шептала Лида, обнимая его слабыми ручонками, – откуда ты взялся на мою голову, миллионер проклятый? Так хорошо было в жизни, понятно, привычно, адекватно…
– Со мной уж точно не адекватно, – сокрушенно признавал Артем. И смеялся: – Зато задорно и неоднократно… – впивался в ее припухшие губы, она таяла, растекалась под его напором. Совместными усилиями они увеличивали счет, удлиняли разрыв между нынешним и прошлым…
Она была профаном в живописи и никогда не слышала о художнике по фамилии Белинский, выставки которого поздней осенью гремели по городу. Это импонировало. Она любила классические вальсы, но для изнеженного тяжелым металлом слуха мужа эта музыка была неприемлема, и в доме ее не держали. Она обожала цветы, но у мужа была аллергия на цветочную пыльцу, а равно на кошек, apбузы и ананасы. Она мечтала стать дизайнером, декорировать квартиру по собственному вкусу, но мужу это было абсолютно по фэн-шую, и он терпеть не мог, когда стирают с компьютерного стола его любимую пыль и ликвидируют тщательно продуманный беспорядок. Но все равно, еще несколько часов назад ей искренне казалось, что она любит мужа…
Он повествовал о своей жизни. Коснулся событий последнего года, которые звучали столь же правдоподобно, как обещания правительства и лично президента.
– Ты кто? – смеялась ему на ухо Лида. – Врун, миллионер или сумасшедший? Ты заплатил за номер бешеные деньги, чтобы поваляться в постели с незнакомой женщиной – значит, ты не бедный. Глаза у тебя – не сумасшедшие…
– Я не врун, – шептал Артем. И плел небылицы: о божках африканского племени, о великом Питере Брейгеле, о великом Питере Рубенсе, о мрачной средневековой глыбе под названием Гвадалон (конкретных имен действующих лиц он старался не называть). О черной магии, о мистике, о волшебстве, о том, что сконструировать волшебную палочку, в принципе, возможно, но абсолютно исключено заложить в нее функцию предварительного просмотра содеянного. И это жалко. Она верила ему лишь в той части, что касалась женщин…
– Я сразу догадалась, что ты обольститель… – грустно шептала Лида, – тебе нужна женщина, в какой бы части света ты ни находился. А когда уезжаешь, ты о ней забываешь.
У тебя есть женщина во Франции. Ты на ней женишься…
– Я никогда не женюсь на иностранке, – пробормотал Артем и думал: «Каким бы ангелом она ни была…»
Они проснулись рано утром. За окном было серо, мутно, хлестал дождь. Великая сибирская река, испещренная бурунами, выбрасывала на причал грязные волны. Теплоход с туристами отправлялся в плавание – вверх по течению. Нормальная погода для туризма – если не выходить из кают и точно знать дорогу к буфету.
– Вот и кончилась сказка, – грустно вымолвила Лида, – остаются будни и рана на душе.
– Я еще не уезжаю, – проворчал Артем, – а если уеду, то пропишусь не на Центавре. Мой дом – в этом городе.
– Между нами – бездна, – философски заметила Лида. – Женщинам свойственно все усложнять, разве ты не знаешь? Это подметил еще Достоевский. В ближайшие дни мы не сможем встретиться. Работа, муж. Он приедет через два часа из Томска и до июля никуда не уедет. У меня – работа с восьми до пяти. В начале шестого он за мной прибегает, крепко сжимая в руке мобильник…
– Тюрьма какая-то, – Артем взял ее расстроенное лицо в ладошки и нежно поцеловал.
– Да ладно, – улыбнулась она, – будем считать, что ты не разбивал моего сердца. Своеобразие переживаемого момента заключается в том, что мне придется вести себя как ни в чем ни бывало. Не знаю, надолго ли меня хватит, но буду стараться. А то как-то странно не успела выйти замуж…
– Я приеду через месяц, – пробормотал Артем, – поговорим серьезно. Обещаю.
– Правда? – изумилась она. – А номер телефона не попросишь?
– Попрошу. Только не вздумай обзаводиться ребеночком.
– А вот это обещаю, – она перестала иронизировать, – как ни бодрись, а сердце ты мое разбил. Вдребезги. Какие уж тут ребеночки. Буду ждать, Артем, звони в любое рабочее время. Впрочем, и в любое нерабочее, – она махнула рукой, – все равно не позвонишь. Ой, слушай, время-то идет… – она взглянула на часы и украдкой смахнула слезу. – Побегу я, можно?…
Он остался один. Лежал, забросив руки за голову, смотрел, как замерзшая муха на люстре покрывается пылью. Напевал под нос: «Наша с ней основная задача – незастуканными быть на месте…»
В конторе Фельдмана зазвенел телефон, трубку сняли. Хозяин кабинета строго сказал:
– Детективное агентство «Арчи Гудвин». Вас внимательно слушают.
– Тьфу ты, – очнулся Артем, – совсем забыл, что нужно говорить в трубку.
– Кто это? – посуровел Павел.
– Да вот, решил номером ошибиться.
– Ах, мать честная, – ахнул Павел, – какой-то голос у тебя…
– А я подумал, что ты уже не ходишь на работу. Типа, там, в декрете…
– Не походишь, пожалуй, с этими российскими женами, – возмутился Фельдман, – Эльвира точно на третьем месяце. На ближайшие шесть и последующие месяцы у нее обширные наполеоновские планы. В нашем доме снова острая нехватка. А ты специально звонишь из Франции, чтобы…
– Я в гостинице «Обь», – перебил Артем. Фельдман присвистнул.
– В качестве интуриста, или… сам еще не понял?
– Еще не понял, – ухмыльнулся Артем, – только не спрашивай, почему я не пошел в свою квартиру. Просто не хочу.
– Дело хозяйское, – согласился Павел, – я даже не буду спрашивать, почему ты приехал в эту страну. Или стоит спросить?
– Сам объясню. В семь часов вечера будь дома. Пожалуйста.
Он выключил телефон и вновь уставился на пыльную муху.
– Безобразие, – процедил Фельдман, бросая за микроволновку пульт от телевизора, – чем больше каналов, тем больше нечего смотреть. Прокладки, прапорщик Шматко, телепузики из Госдумы… Нервный я стал, Артем. Неспокойный, неуравновешенный…
– Держи, – начал Артем выставлять из пакета приобретения, – это от усталости, это от нервного напряжения, это от депрессии…
– А кроме водки, доктор, у вас ничего нет? – ухмыльнулся Павел. Он как раз сидел перед тарелкой с дымящейся картошкой и яйцевидными куриными пупочками и сам понимал, что на столе чего-то не хватает.