– Этого должно хватить… оставь себе на обратную дорогу. Я не поеду.
– Ладушки, – не стал уточнять нюансы Витек. Взяв деньги, он с изумлением уставился на них, будто Рост протянул ему говорящий огурец.
– Ну ты… даешь, – выговорил он, в голосе проскальзывали нотки уважения. – Ждите, – он запрыгнул на переднее сиденье, и «четверка», громыхая и стуча цилиндрами, медленно тронулась с места.
Какое яркое солнце. Облаков нет и в помине, небо, матово-синее, постепенно переходило в мягко-голубое, почти молочное у горизонта. Едва видный самолет медленно чертил на синеве белоснежную дугу. Словно кто-то мелом по небу ведет. Куда летят люди, находящиеся внутри этой железной птицы? И о чем они думают?
Юра поймал себя на мысли, что за все лето в этот день погода показала себя с самой лучшей стороны. В день похорон.
На кладбище очень мало народа. Вмиг постаревшая Надежда, две подруги (одна из них та самая соседка), и он, Юра.
Вторая дочь Надежды на похороны не приехала.
– АЛИСА, – шептал Юра обветренными губами. – Ты моя. Только моя.
Подошли трое могильщиков, все молодые ребята. Запахло застоявшимся потом. Привычно поплевав на руки, один из них ловко закрепил ремень под гробом, двое других продели петли с другой стороны. Пока они опускали гроб, Юра снова посмотрел вверх. В небе парила чайка, она жалобно кричала, будто просила о помощи.
Тихо вскрикнула Надежда – у рабочих соскочила одна петля, и гроб неуклюже завалился набок. Внутри раздался звук, словно что-то перевернулось.
– Пожалуйста, аккуратнее, – едва слышно проговорила она. Рабочие равнодушно поправили гроб и стали вытаскивать из-под него ремень.
– Теперь родственники должны кинуть по три горсти земли, – заученным голосом пробасил один из них, закуривая.
По мере того как крышка гроба исчезала под слоем земли, Юра чувствовал поднимающуюся откуда-то изнутри черную ненависть к самому себе.
Проклятое Ясенево. Проклятое 2 июня.
На негнущихся ногах он подошел к Надежде и встал перед ней на колени.
– Что ты, что ты, Юрочка, встань, – испуганно забормотала она, пытаясь поднять юношу.
Сначала он не поверил. «Второй морг. Приезжай».
Какой второй морг? Зачем приезжать?! И ЧТО он там увидит?
Надежда положила трубку, и он остался один на один со страшной загадкой: КТО? Инна? Или?..
Нет, он даже не хотел думать об этом… С кем-то из них произошло несчастье. Но с кем?
После смерти Алекса даже сама мысль о таком кошмарном совпадении казалась чудовищно нелепой – как такое может произойти? В один день? Этого просто не может и не должно произойти… потому что это невозможно. Такое бывает, ну, в книжках или второсортных фильмах ужасов…
Он думал все, что угодно – ошибка, жестокая шутка (он не успел хорошо запомнить голос Надежды и точно не знал, она ли это), галлюцинации, наконец. Оглушенный новостью, он как сомнамбула сел в машину и понесся в морг.
Он мчался, и ему казалось, что из него вытекает жизнь, сцеживается капля за каплей, так усыхает цветок, которому не хватает живительной влаги.
Когда он оказался у морга, Надежде стало плохо, и ее приводили в чувство в приемной.
– Поехали, Юра, – она погладила его по голове. Он встал на ноги, по лицу скатилась одна слезинка. Только одна. Одна маленькая слезинка.
К Юре подошел могильщик, который говорил про горсти земли.
– Слышь, командир, – сказал он, вытирая об штаны испачканные руки. – Отблагодарить бы ребят… Положено так.
– Сколько? – отсутствующим голосом спросил Юра. Молодой парень назвал сумму, раза в три превышающую обычную в данном случае плату, но Юра безропотно вытащил смятые купюры и, не глядя, сунул их тому в руку. Могильщик и двое его помощников моментально испарились.
Они с Надеждой отправились домой одни, поддерживая друг друга, как старики. Анна Сергеевна, соседка Надежды, сказала, что зайдет позже.
– Только я ничего не готовила, – слабо улыбнулась Надежда. Она убрала выбившуюся прядь волос, и Юра вспомнил, что это жест Алисы.
– Я сейчас все куплю, – ровно сказал он, следя за дорогой.
– Нет-нет, – торопливо сказала женщина. – Ты и так… много для нас сделал…
– Я ничего не сделал, – резко оборвал ее Юра. – Я должен был находиться тогда с вами… с Ней.
Надежда отвернулась, и он понял, что она снова плачет.
Кошмарная новость оказалась правдой. Надежда все еще была в забытьи, и он решил сам пройти внутрь. С ним вышел поговорить врач. Юра слышал, что его рот произносил слова, и ему казалось, что произносил он их очень четко и ясно, но вряд ли он имел хоть какое-то отношение к этим словам. Рот просто хлопал, как старые ставни на ветру.
Его долго не пускали посмотреть на тело – он ведь не родственник, – но у него был такой вид, что, казалось, сейчас он разорвет санитаров на куски, и его пропустили.
Она лежала на каталке. Когда врач убрал покрывало, Юра неосознанно зажмурился. Он боялся узнать, на ком из дочерей Надежды остановил лотерейный барабан смерти свою метку, он боялся, что на него слепо уставится обезображенное лицо Алисы, ничего не имеющее общего с его ангелом, и только от этой мысли ему казалось, что его рассудок отделяется от мозга.
Когда он все же осмелился приоткрыть глаза, то ноги его подогнулись. Девушка была как живая, она словно спала. На щеках – свежий румянец, будто она только что вошла в комнату после зимней прогулки. Лицо красивое и величественное, немного грустное. Вот только шея была плотно замотана красным полотенцем… Или не красным? Присмотревшись, он с содроганием понял, что оно полностью набухло от крови. Ему показалось, что ее ресницы трепещут, и Юре пришла совершенно уж дикая мысль – она жива! А что, бывают же такие ошибки, когда у людей, которых уже доставили в морг, потом прощупывался пульс!
Он прильнул к ее груди и, тщетно пытаясь уловить стук сердца, неожиданно поймал себя на мысли, что Бог в который раз оказывает ему свое благоволение.
Лежащая на труповозке девушка была Инной. Сестренкой ангела.
– Я совершенно не хочу есть, – сказала Надежда. – С того самого… Глупо, да? Есть надо, а мне не хочется.
– Есть надо, – проговорил Юра. Он разлил водку по рюмкам, и они выпили.
– А ты что не ешь?
– Утром поел, – соврал Юра.
Он выскочил в приемную.
– Где ее сестра?! – спросил он, срываясь на крик. – Где?..
Ответ последовал не слишком утешающий – в реанимации. У нее серьезно поврежден позвоночник, но главное – она жива.
– К ней можно?
– Езжайте и разбирайтесь, – последовало раздраженно в ответ, – у нас и тут проблем хватает.