Собравшиеся у костра молодые техасские повесы, воодушевленные примером своего предводителя, не отказались от его угощения; они болтали, пели, плясали и хохотали. Потом усталость взяла свое: они расположились на траве и заснули; некоторых из них, возможно, впервые в жизни мучили пьяные кошмары.
Отставной капитан улегся последним.
Лег он последним, но встал первым. Едва только окончился кутеж, едва только раздался храп его собутыльников, возвестивший, что они заснули, он поднялся и крадучись стал пробираться среди них.
Такой же осторожной поступью он прошел на край лагеря — туда, где была привязана к дереву его лошадь.
Отвязав поводья и бросив их на шею коня, он вскочил в седло и бесшумно уехал.
По его поведению не было заметно, что он пьян. Наоборот, он казался вполне трезвым и действовал, очевидно, по заранее намеченному плану.
Какому же?
Может быть, он отправился на розыски тела из любви к погибшему брату? Или хотел показать особое рвение, отправившись один?
Судя по срывавшимся у него фразам, можно было подумать, что им действительно руководили подобные намерения.
— Слава Богу, светит луна, и в моем распоряжении добрых шесть часов. Пока эти юнцы проспятся, хватит времени обыскать каждый уголок зарослей на две мили в окружности; и, если только труп там, я обязательно найду его. Но что же это могло означать? Если бы это видел только я, то подумал бы, что сошел с ума. Но ведь все видели, все до одного! Силы небесные! Что же это может быть?
Не успел он произнести эти слова, как с его губ сорвался крик удивления и ужаса. Он круто остановил лошадь, словно ему грозила смертельная опасность.
Колхаун ехал по боковой тропе к уже известной нам просеке. Он как раз сворачивал на нее, когда вдруг увидел, что едет по лесу еще кто-то.
Другой всадник, на коне, по-видимому, не хуже его собственного, ехал по просеке — не медленным шагом, как он, а быстрой рысью.
Еще задолго до того, как неизвестный всадник успел приблизиться, Колхаун разглядел, что у него нет головы.
Ошибки быть не могло: бледные лучи луны освещали только плечи всадника — головы не было. Это не могло быть иллюзией, созданной лунным светом. Колхаун уже видел эту фигуру при ярком солнечном свете.
Но теперь Колхаун увидел больше — он увидел голову: она висела у бедра всадника, наполовину прикрытая кобурой, запачканная кровью, страшная… Он узнал лошадь, полосатое серапе на плечах всадника, гетры из шкуры ягуара — весь костюм Мориса-мустангера.
У Колхауна было достаточно времени, чтобы все подробно рассмотреть. Скованный ужасом, он стоял на боковой тропе, не в силах двинуться с места. Лошадь, казалось, разделяла испуг своего хозяина. Дрожа всем телом, она тоже не делала никаких попыток убежать, даже когда всадник без головы вдруг остановился перед ними и его гнедой конь, храпя, встал на дыбы.
Только после того как гнедой с диким ржанием, которому эхом ответил вой бежавшей за ним собаки, повернул и поскакал дальше по просеке, — только тогда Колхаун пришел в себя и снова обрел способность говорить.
— Господи! — вскрикнул он дрожащим голосом. — Что все это значит? Что это — человек или дьявол? Или весь этот день был только жутким сном? Или я сошел с ума? Сошел с ума, сошел с ума!
После этой бессвязной речи Колхаун решительно дернул поводья и круто повернул лошадь; он поскакал обратно той же дорогой, но только гораздо быстрее, по-видимому, отказавшись от своего намерения. Он ни разу не остановился, пока не вернулся в лагерь.
Здесь, тихонько прокравшись к костру, он лег рядом со своими спящими собутыльниками. Но заснуть ему не удалось — ни на минуту не сомкнул он глаз; его трясло, как в лихорадке. Наступившее утро осветило мертвенную бледность его лица и блуждающие, полубезумные глаза.
На рассвете в асиенде Каса-дель-Корво и вокруг нее царило лихорадочное возбуждение.
Во дворе толпились люди со всевозможным оружием. У одних были длинные охотничьи ружья или двустволки, у других — пистолеты, револьверы, у третьих — большие ножи или даже томагавки.
Не меньшим разнообразием отличалась и их одежда: красные фланелевые рубашки, куртки из цветных байковых одеял и кентуккской бумазеи, коричневые брюки из домотканой шерсти и голубые бумажные, войлочные шляпы и кожаные шапки, высокие сапоги из дубленой кожи и гетры из оленьей шкуры. Такое сборище сильных, вооруженных людей можно было нередко видеть в пограничных селениях Техаса.
Ни пестрота их одежды; ни оружие ничего не говорили о цели, с которой они собрались. Будь их намерения самыми мирными, они все равно пришли бы вооруженные и в такой же одежде.
Но мы знаем, для чего они здесь собрались.
Большинство из них ездили накануне с драгунами; теперь к ним присоединились и другие — жители отдаленных плантаций, а также охотники, которых накануне не было дома.
Количество людей, толпившихся в это утро во дворе Каса-дель-Корво, было больше, чем накануне, хотя тогда в поисках участвовали еще и солдаты.
Военных в толпе не было совсем, но среди собравшихся были члены добровольной милиции, которые, хотя и не принадлежали к регулярной армии, назывались «регулярниками». Они не отличались от остальных ни одеждой, ни оружием, — посторонний ни за что не узнал бы регулярника, — но они все были знакомы друг с другом.
Все говорили об убийстве — об убийстве Генри Пойндекстера; то и дело слышалось имя Мориса-мустангера.
Оживленные толки вызвало также появление в прерии загадочного всадника без головы. Те, кто накануне видел его, рассказывали о нем тем, кого там не было. Некоторые сначала не верили, считая этот рассказ шуткой. Однако им скоро пришлось сдаться перед единодушным свидетельством очевидцев, и существование всадника без головы было признано всеми.
Конечно, начались попытки разгадать это удивительное явление и были выдвинуты самые разные предположения. Но только одно из них казалось более или менее правдоподобным — это известное уже предположение пограничного жителя, что лошадь была настоящая, а всадник — чучело.
Для чего и кем это было сделано, никто даже и не пытался объяснить.
Дело, которое собрало этих людей, не требовало особых приготовлений. Все были уже готовы. Их лошади стояли перед асиендой; некоторых держали под уздцы слуги плантатора, но большинство было привязано к чему попало. Все знали, зачем они собрались, и ждали только, чтобы Вудли Пойндекстер, который возглавлял отряд, подал знак к отправлению. Плантатор медлил, надеясь, что найдется проводник, который мог бы указать путь на Аламо и привести отряд к хижине Мориса-мустангера. Такого человека среди присутствующих не оказалось. Плантаторы, лавочники, юристы, охотники, торговцы лошадьми и рабами — все одинаково плохо знали долину Аламо. Только один человек в поселке мог бы взять на себя обязанность проводника — старый Зеб Стумп. Но Зеба Стумпа нигде не могли отыскать. Он ушел на охоту, и те, кого за ним послали, один за другим возвращались ни с чем.