Рядом с кипарисом была небольшая поляна, ярко освещенная луной. Четыре беглеца должны были пересечь эту поляну, чтобы добраться до своих лошадей. И, когда они попали в полосу лунного света, Фелим отчетливо увидел их обнаженные красные спины. Он узнал в них четырех индейцев, которые так бесцеремонно расположились в хижине мустангера. Фелим оставался в своем тайнике до тех пор, пока по доносившемуся топоту не определил, что всадники поднялись по крутому откосу на равнину и быстрым галопом помчались прочь, явно не собираясь возвращаться.
Тогда он вышел из своего убежища и, всплеснув руками, воскликнул:
— Святой Патрик! Что же это означает? Что этим чертям здесь понадобилось? И кто гонится за ними? Ясно, что кто-то здорово их напугал. Не тот ли самый? Клянусь, что это он! Я слышал, как рычала собака, а ведь она убежала за ним. О Господи, что же это такое? А вдруг он, в погоне за ними, прискачет сюда?
Боязнь повстречаться с загадочным всадником заставила Фелима снова спрятаться под деревом. В трепетном ожидании он простоял еще некоторое время.
— В конце концов, это, наверно, всего лишь шутка мастера Мориса. Он возвращался домой, и ему захотелось напугать меня. Хорошо, что он подоспел как раз вовремя и напугал краснокожих — ведь они собирались ограбить и убить нас. Дай-то Боже, чтобы это был он! Только я ведь его уже давно видел… Сколько же времени прошло? Помню, что выпил я изрядно, а теперь хоть бы в одном глазу… Да, не нашли ли они мою бутыль, эти индейцы? Я слыхал, что они любят это зелье не меньше нас, белых. Да ведь если они отыскали бутыль, то там, наверно, и капли не осталось! Надо вернуться и проверить. Их теперь нечего бояться. Они так понеслись, что теперь и след их уже простыл.
Снова выбравшись из своего убежища, Фелим направился к хакале. Он пробирался с опаской и несколько раз останавливался, чтобы проверить, нет ли кого-нибудь поблизости. Успокаивая себя правдоподобным объяснением случившегося, Фелим все же по-прежнему боялся новой встречи с всадником без головы, который дважды появлялся около хижины и теперь мог быть уже внутри. Если бы не надежда найти «капельку» в бутыли, он, пожалуй, не решился бы до утра вернуться домой. Однако желание выпить было сильнее страха, и Фелим, хотя и нерешительно, вошел в темную хижину. Света он не зажег — в этом не было нужды: он достаточно хорошо знал хижину и особенно то место, где обычно стояла бутыль.
Но в заветном углу бутыли не оказалось.
— Черт бы их побрал! — воскликнул он с досадой. — Похоже, что они до нее добрались! А то — почему ее нет на месте? Я оставил ее там. Отлично помню, что оставил ее там… Ах, вот ты где, моя драгоценная! — продолжал он, нащупав наконец ивовую плетенку. — Да ведь они осушили ее, скоты эдакие! Чтоб на том свете черти припекли этих краснокожих воров! Украсть вино у спящего! Ах ты, Господи! Что же мне теперь делать? Опять спать ложиться? Да разве заснешь без выпивки с мыслями о них и о том, другом? А ведь ни капли не осталось… Стой! Пресвятая Дева, Святой Патрик и все остальные! Что это я говорю? А полная фляга! Я ведь ее в чемодане запрятал. Наполнил до самого горлышка, чтобы дать мастеру Морису в дорогу, когда он в последний раз собирался в поселок. А он забыл ее захватить с собой. Помилуй Бог, если только индейцы добрались своими грязными лапами до нее, я сойду с ума!.. Гип-гип, ура! — закричал Фелим после того, как некоторое время рылся в чемодане. — Ура! Вот счастье-то! Краснокожим невдомек было сюда заглянуть. Фляга полна — никто и не дотронулся до нее! Гип-гип, ура!
После этого радостного открытия ирландец пустился плясать по темной хижине. Затем наступила тишина, потом скрипнула отвинчиваемая пробка, и громкое бульканье возвестило, что жидкость быстро переливается из узкого горлышка фляги в горло ирландца. Через некоторое время этот звук сменился чмоканьем и возгласами удовольствия. Бульканье сменялось чмоканьем, а чмоканье — бульканьем до тех пор, пока не раздался стук упавшей на пол пустой фляги. После этого пьяные выкрики некоторое время чередовались с пением, диким хохотом и бессвязными рассуждениями о краснокожих и безголовых всадниках, повторяясь все тише и тише, пока, наконец, пьяное бормотание не перешло в громкий храп.
Второй сон Фелима длился дольше первого. Уже близился полдень, когда он наконец очнулся, и то от ведра холодной воды, вылитой ему прямо на голову. Это отрезвило его не хуже, чем вид краснокожих дикарей.
Душ ему устроил Зеб Стумп.
Выехав из ворот Каса-дель-Корво, старый охотник направился самой короткой дорогой или, вернее, тропой к реке Нуэсес. Не тратя времени на изучение следов, он пересек прерию и выехал к известной читателю просеке. Сопоставляя слова Луизы Пойндекстер с тем, что он сам знал о людях, которые отправились на поиски, старый охотник понял, что Морису грозит опасность.
Вот почему он торопился приехать на Аламо раньше их; вот почему он старался избежать встречи с ними по дороге. Он знал, что, если он встретится с отрядом, никакие увертки не помогут, и ему волей-неволей придется указать дорогу к жилищу предполагаемого убийцы. На повороте просеки Зеб, к своему огорчению, увидел сбившихся в кучу «регулярников» — они, по-видимому, изучали следы.
Старого охотника утешало только то, что сам он остался незамеченным.
— Черт бы их побрал! — пробормотал он с горечью. — Как это я не догадался, что могу встретить их здесь! Теперь надо вернуться и ехать другой дорогой. Это задержит меня на час. Поворачивай, старуха! Нам с тобой не повезло. Тебе придется сделать лишних шесть миль. Живей, моя кобылка! Назад! Но-но!
Сильным рывком натянув поводья, Зеб заставил кобылу повернуть и поскакал обратно. Выехав из просеки, он направился сначала вдоль опушки, а потом снова въехал в заросли по той же тропе, которой накануне воспользовались Диас и трое его сообщников. Отсюда он скакал без остановок и приключений, пока не спустился в долину Аламо. Недалеко от хижины мустангера он слез с лошади и со своей обычной осторожностью продолжал путь пешком. Дверь, обтянутая лошадиной шкурой, была закрыта, но в ней зияла дыра. Чтобы это могло значить? Зеб не только не мог ответить на этот вопрос, но даже не знал, что предположить. Еще с большей осторожностью стал он подкрадываться к хижине, — можно было подумать, что он выслеживает антилопу. Охотник обошел хижину под прикрытием деревьев и пробрался к навесу позади нее; опустившись на колени, он стал прислушиваться. Перед его глазами была щель — там, где одна из жердей была сдвинута, — а лошадиная шкура сорвана. Зеб посмотрел на нее с удивлением, но, прежде чем он успел догадаться, что тут произошло, из хакале донесся звучный храп — так храпеть мог только Фелим. Зеб Стумп заглянул в щель и действительно увидел спящего на полу Фелима. Теперь предосторожности были излишни. Охотник поднялся на ноги и, снова обогнув хижину, вошел через дверь, которая оказалась незапертой. Прежде чем будить Фелима, он внимательно осмотрел все, что лежало на полу.
— Вещи-то упакованы! — удивился он. — А! Вспоминаю: парень говорил, что собирается на днях уехать отсюда. Этот молодец не просто спит, а мертвецки пьян. Ну и разит от него! Интересно, оставил ли он хоть каплю виски? Вряд ли… А вот и бутыль без пробки валяется, рядом фляга — тоже совсем пустая. Черт бы побрал этого пьяницу — он способен поглотить не меньше жидкости, чем вся меловая прерия!.. Испанские карты! Целая колода валяется на полу. Что он с ними делал? Должно быть, выпивая, раскладывал пасьянс. Но кто прорезал дыру в двери и откуда эта щель в стене? Наверно, он сможет мне объяснить. Разбужу его и спрошу… Фелим! Фелим!