Я понимала, что предстоит неприятный разговор с Томом, и откладывала его. Теперь у меня было доказательство его обмана, но я боялась услышать это из его уст. Одна часть меня хотела позвонить, другая тихо напоминала: когда мы последний раз говорили с Томом, он сказал, что любит меня. Странно, но это запоздалое признание утешило меня: я себя не люблю, но есть хоть кто-то, кто меня любит. Впрочем, видимо, эти слова тоже были ложью, как и все остальное.
Под конец я вползла, как побитая собака, в бар, где никогда раньше не бывала, заказала бокал белого вина и села в углу. Здесь никто не нанесет мне удар в спину и не разглядит за красивым фасадом пустоту. Кислое вино немного подняло мне настроение. Пять гудков, прежде чем Том поднял трубку. Должно быть, колебался, ответить или нет.
— Эрика.
Только это. Только мое имя. Эрика.
— Том, — ответила я тем же.
— Привет, я рад, что ты позвонила, несмотря на… неважно. Где ты?
— Сижу в баре и думаю, напиться или нет. Как по твоему? Что ты мне порекомендуешь?
Тишина в трубке была мучительной.
— Эрика, милая… Дорогая, я не знаю, как мы сможем с тобой общаться… Понимаешь, Аннетт опасается, что ты всегда будешь присутствовать в моей жизни. И она права. Ты по-прежнему в моих мыслях. И как бы плохо тебе сейчас не было, мне не намного лучше.
— Ты же у нас будешь папой. Ты уже начал посещать занятия для родителей? Научился правильно дышать и все такое? Роды ведь совсем скоро, верно?
— Эрика, зачем ты это говоришь? Мне и так нелегко.
— Это мальчик или девочка? Она сделала УЗИ, чтобы узнать, какого цвета пеленки покупать для ребенка?
— Не знаю. Меня это не интересует. Я пытаюсь привести в порядок свою жизнь, а скоро на мне будет лежать ответственность еще и за жизнь другого человека. Его пол меня не волнует. И я не хочу больше обсуждать это. Я хочу поговорить о тебе. Что ты делаешь? Как себя чувствуешь? Мы могли бы встретиться, чтобы обсудить практические вопросы… Знаю, это звучит цинично…
— Ты имеешь в виду мебель? Кому достанется диван? Забери его. И холодильник тоже, и кухонный стол. Мне нужно только голубое кресло. Это я купила его.
— К моему ужасу, — усмехнулся Том. Его смех с треском донесся до меня по проводам. Я поняла, что теперь самое время нанести удар:
— Только где ты поставишь все эти вещи?
Молчание Тома было лучшим доказательством.
Но я не собиралась так просто отпускать его. Мне необходимо было выплеснуть всю свою злость.
— Так где ты поставишь мебель? Нашу мебель. Вы ведь не будете жить втроем у Юхана? Может, вы уже что-то себе подыскали? Что-нибудь подходящее для ребенка?
Тишина на другом конце трубки затянулась. Гнетущая, непроницаемая. Наконец Том заговорил. Со злостью, даже с агрессией, он напал на меня в ответ, как бывало всегда, когда он чувствовал, что неправ.
— Аннетт… У нас есть, где жить. Это дом. Не очень большой, но…
— На Ваксхольме.
Том умолк. Я чувствовала, что он поражен. Ему нечего было мне ответить. Все уже сказано. Обратного пути нет.
— Откуда ты знаешь?
— Так это правда?
— Да, мы будем жить на Ваксхольме, в доме…
— Который вы с Аннетт купили несколько месяцев назад? Хозяин нового дома Том Альварес лежал со мной в постели, но ничего мне не сказал. Ты хоть понимаешь, каково узнать это, Том?
— Нет, я ничего не понимаю! — почти кричал Том. — Зачем ты так? Я не…
— Ты отрицаешь, что дом был куплен несколько месяцев назад?
— Нет, не отрицаю, но послушай меня, Эрика, прошу тебя. Это Аннетт купила дом несколько месяцев назад. Она думала жить там сама, но…
— Ты думаешь, я идиотка? Мать-одиночка покупает дом себе и ребенку? Так далеко от города? На какие деньги? Ни один банк не выдал бы ей кредита! Беременной студентке! — Я потеряла над собой контроль. Казалось, от моего крика вибрируют стекла.
Тишина была мне ответом.
— Это ведь ты дал ей деньги? И давно ты их копил? Сколько у тебя было денег, о которых я ничего не знала?
— Я помог ей взять кредит, да. — Тому удалось успокоиться. — Я говорил тебе, что меня мучила совесть. И когда она обратилась ко мне за помощью, я не смог отказать. Я не планировал переезжать туда. Ты прекрасно знаешь, что я люблю жить в центре.
— Но, по твоим словам, Аннет появилась всего пару дней назад и продемонстрировала тебе живот.
И тогда ты принял решение! Взял на себя ответственность! А теперь ты говоришь о кредите! Ты лгал мне и продолжаешь лгать, Том. Каждый раз, открывая рот, ты лжешь. Словно я вынимаю один камень из груды, а на его место тут же скатывается другой. Я больше не верю тебе, Том. Ты все спланировал. Ты давно собирался съехаться с ней. Зачем ты тянул, Том? Зачем тебе нужно было это время? Чтобы оценить стоимость картин? Мысленно разделить со мной имущество? Я думала, что люблю тебя, Том. А теперь испытываю к тебе только отвращение. Никто еще никогда не был мне настолько омерзителен. Разве ты не понимаешь, что твоя ложь причинила мне больше боли, чем сам факт измены? Признайся! — в истерике кричала я. Бармен тактично смотрел в сторону. Джентльмен. Они еще существуют. Ископаемые.
— Эрика! Послушай! Это не так. Да, она связывалась со мной, когда просила кредит. Но я не спросил, беременна она или нет. Меня мучила совесть из-за того, что я с ней так поступил. И… Эрика… послушай…
Я положила трубку. Мобильник тут же снова зазвонил. Номер Тома на экране умолял сжалиться над ним. Я отключила телефон, окунула салфетку в вино и прижала к глазам, чтобы успокоиться. В этом поступке не было никакой логики, потому что заботливый бармен уже поставил перед мной стакан воды. Наверное, я утратила способность мыслить логически. Моя жизнь подчинялась другим законам, логике в ней отводилась второстепенная роль. На первое место вышел случай. Как в русской рулетке. И ложь не знала пределов.
Со дна бокала поднялась мудрость, которая так долго сидела во мне, как сидит застрявшая в кости пуля — и ни одна операция не поможет извлечь ее. Я был смелым. Я получал то, что хотел. Я защищался, я пробивался наверх. Я ничего не боялся. Знакомился с новыми людьми. Выживал. Все делал сам, знал, чего хотел. А ты… Ты всегда чего-то боишься. Боишься расслабиться. Взять на себя инициативу. Выбираешь скучную, неприметную одежду. Ты… трусиха.
Как может трусливый человек принять любовь другого человека, не испытав страха, не побоявшись, что совершает ошибку? Как ему преодолеть депрессию и научиться наконец делать то, что он хочет? Ведь все, что он знает, это депрессия и самоуничижение. Неудивительно, что близость с Томом отдаляла меня от себя самой, заставляла чувствовать себя чужой в собственном теле.
Биргитта долго не открывала дверь. Я даже решила, что ее нет дома, что она перепутала время. В баре, охваченная паникой, я начала звонить всем знакомым подряд. Биргитта ответила первой и предложила, чтобы я к ним зашла. Хотя она и казалась расстроенной и предупредила, что вряд ли в ее доме мне удастся спокойно выплакаться, я не обратила внимания на ее слова. У меня была только одна дорога — вниз. Дом Биргитты — последняя остановка на пути падающего самолета.