– А я, когда вырасту большая, сделаю себе перманент, как у Марьи Тимофеевны!
Тоска! А страшные истории – вещь, от них сладко щекотит в груди и замирает где-то в животе. Особенно интересно думать про клад, добавлять от себя подробности и представлять, что будешь делать, когда клад найдешь! Велосипед гоночный обязательно, и в кино два раза в день, и мороженого сколько захочешь! И собаку, немецкую овчарку по прозвищу Мухтар!
Потом, когда Витя подрос и пошел в школу, он понял, что клад не сможет решить всех его проблем и уж точно не сделает его счастливым. Одноклассники быстро разъяснили, сказали, мол, родители тебя бросили. Увезли подальше и бросили, ты им не нужен стал. Вон нас таких сколько! Лизку Селиванову вообще родная мать в вонючий нужник спустила, в выгребную яму! Хорошо, соседи нашли, пищала она, помирать не хотела. Мать под суд и в тюрьму, а Лизку спасли, потом сюда отправили. А зачем, для чего? Может, ей в выгребной яме лучше было. Все равно уродина и дура, потому что мамаша ее алкоголичкой была. Из-за этого Лизка и уроков не помнит, понял? Вот и ты такой же, хоть и посообразительней чуток.
Как бы ни был богат клад – на эти деньги нельзя будет купить родителей и дом. Да и вообще, клады нужно сдавать государству. Дадут тебе пятнадцать процентов, да еще обманут, потому что ты маленький. Деньги на книжку положат, пока не вырастешь, а сам так и останешься здесь торчать, и не будет ни кино каждый день, ни мороженого, а уж про овчарку с велосипедом и думать забудь. Зачем тогда нужно это древнее сокровище? Лучше уж пусть там будет… Пусть там будет…
Но что именно там должно быть, Витя придумать не мог. Постепенно идея отыскать клад стала преследовать его неотступно, и чем больше разочаровывался он в благах земных, тем навязчивей становилась мысль проникнуть внутрь Кошачьей скалы. Невероятно, но мальчишка никого не посвящал в свои планы, не проболтался приятелям, не выдал себя воспитателям. Вите повезло найти в маленькой неупорядоченной библиотеке книжку о спелеологах, но он понимал, что этого мало. Учитель физкультуры был поражен – Дорожный, такой неспортивный мальчик, начал вдруг проявлять невиданное рвение на уроках, не отсиживался больше на скамеечке, а бегал, прыгал и отжимался, словно бес в него вселился! И через год он уже бегал, прыгал и подтягивался лучше других и просил физкультурника давать ему отдельные комплексы упражнений на растяжку. Узки расщелины в Кошачьей, неподготовленный человек не сможет туда пробраться… И к тому же ему пора спешить, ведь он растет как на дрожжах! Заодно и снискал уважение товарищей, раньше-то его считали за хлюпика, поколачивали временами, а теперь попробуй тронь-ка! По плечам похлопывают, стали звать не обидно Нюня-Витюня, а уважительно – Витек.
И вот однажды весной, перед началом весенних каникул, Витя счел, что достаточно подготовился к экспедиции внутри скалы Кошачьей. Он выбрал день, третий день каникул, и очень бы удивился, если б узнал, что это настоящий день его рождения. В тот день ему исполнилось десять лет, но Витек об этом не догадывался, свои именины он уже отпраздновал три месяца назад. Момент был выбран удачно. Учительница математики выходила замуж, планировалось пышное торжество в ресторане «Луч». Почти весь персонал детского дома был приглашен, с утра все пребывали в приподнятом настроении, готовили наряды и перешептывались насчет подарков. Улизнуть не составит труда, а завтра почти все воспитатели будут страдать от последствий веселого вечера, и, быть может, никто не станет слишком тщательно пересчитывать учеников. Воспитанники же будут молчать, потому что никто не захочет связываться с Витьком Дорожным.
Витя не мог знать, что исход его рискованного предприятия уже предрешен. Даже если бы заезжий военный не сделал внезапно предложения математичке, если бы она решила не приглашать занудных коллег на свадебный пир, если бы однокашники меньше уважали мальчишку – это ничего бы не изменило. Ведь что случилось, например, с пронырой и ябедой Димкой Чижовым! Он знал или догадывался о планах Дорожного, как обо всем, творящемся в «Лучике», и отнюдь был не прочь сдать его детдомовским властям. Не со зла, а так, повинуясь своей природной вредности. Так что же? Накануне загремел в лазарет, горло у него саднило. Признали фолликулярную ангину и отвезли в больницу, и ничего Чижов сказать не успел, да и голос у него пропал…
Витек давно присмотрел эту расщелину. Она прорезала Черную скалу примерно на высоте человеческого роста, длиной была метра три, шириной… Маленькая ширина, только протиснуться можно, да и то придется уши прижать. Любопытных, особенно подвыпивших отдыхающих, то и дело туда заносило, но они сразу застревали и орали благим матом, пока поспешала помощь.
И там было темно. Очень темно. Расщелина сужалась – и тогда приходилось ползти, продираться, задыхаясь от каменной пыли, царапая лицо и руки. Порой она расширялась, и уже можно было встать во весь рост. Расщелина поворачивала то вправо, то влево, и вскоре в ней не осталось ни капли дневного света. Тьма обступила мальчика, душная, густая тьма. Странно было думать, что он находится там, куда никогда не падал солнечный свет, и мощный луч его фонарика (по правде сказать, попросту украденного из местного магазина электротоваров) был первым лучом, разрезавшим вечный мрак. Витьку казалось, что в пещере непременно должно быть сыро и будут ползать разные жуткие уховертки, но воздух был очень сухим, от него щекотало в горле. По сторонам же он старался не смотреть, и правильно делал, иначе рассудок его не выдержал бы увиденного. Трещины и выступы в камне сплетались в образы, не имеющие формы, но непостижимо наполненные смыслом. И смысл их был – ужас, словно Черная скала сама содрогалась перед хранимой ею тайной.
Он шел очень долго, ему казалось, несколько дней. У него были часы, очень старые, с помутневшим до непрозрачности стеклом – их Витя нашел на пляже два года тому назад. Но доверия к ним не было, часы отставали стабильно на двадцать пять минут, а теперь и вовсе остановились. Вернее, механизм работал, слышалось тиканье, но стрелки не двигались с места, сойдясь на пяти минутах первого. Витек потерял счет времени, ему казалось, что он уже должен пройти всю скалу насквозь, но расщелина пошла на спуск, и сразу же стало очень узко и низко. Стены словно сдвинулись, нажали на ребра, было не повернуться, стало не вздохнуть. Витя попытался повернуть обратно, но повернуться, даже хотя бы попытаться, было попросту негде. Пространство убывало, сужалось, сходило на нет. И вместе с пространством, казалось, исчезал ход секунд и минут. Мальчик почему-то вдруг подумал тогда, что времени здесь тоже некуда двигаться… Он решился ползти назад, только это оказалось еще труднее, чем продвигаться вперед, и без того дающимся с огромным трудом движениям мешала задравшаяся на спину, сбившаяся в скатку шерстяная куртка-«олимпийка». Витек ясно знал, что лезть вперед нельзя но именно из-за определенности этой мысли понял, что непременно сейчас полезет.
Он стиснул зубы, вжал голову в плечи. Мальчику казалось, что его кости плавятся от жара и натуги, но их новая гибкость помогала его телу пробираться сквозь стремительно сужающееся пространство. Витя полз в кромешной, ядовито-сухой тьме, и все-таки ему было легко и спокойно, как будто после долгого отсутствия он возвращался домой и все прошлое, все испытания и трудности пути вскоре должны были остаться позади.