— А как же?.. — Я хотела задать вопрос, но тут же смутилась и опустила глаза.
— Спрашивай, что хотела?
— Как же труп в туалете? — все же выдавила я из себя.
— С этим я сам разберусь. Иди в комнату.
— Иду.
Я хотела вернуться в комнату, но меня что‑то удерживало и я стояла как вкопанная. Я смотрела на Ахмеда такими несчастными и затравленными глазами, словно чувствовала, что только зайду в комнату, как к дому тут же подъедет полиция и наденет на меня наручники.
— Значит, паспорт пока у тебя будет?
— У меня. Не переживай, я его не потеряю. Это для спокойствия, чтобы ты никуда не сбежала ни от меня, ни от Валида.
— А если муж спросит про мой паспорт?
— Скажешь, что отдала мне его для того, чтобы я сделал тебе другую визу. Я же говорил тебе, что это долгий процесс.
— Но он может разозлиться, что я отдала свой паспорт без его разрешения. Муж будет спрашивать меня о том, где, когда это произошло, при каких обстоятельствах, а я не буду знать, что мне ответить.
— Не переживай. Я сам все скажу Валиду по поводу твоего паспорта. Он мне доверяет на все сто процентов, тут нет никаких проблем. Иди спать, пока никто не проснулся и не застал нас с тобой.
— А может, паспорт будет пока все же у меня? Я как‑то не привыкла к тому, что мои документы находятся в чужих руках, — использовала я свой последний шанс не остаться в чужой стране без документов.
Ахмед зло посмотрел на меня и подтолкнул к двери, чтобы я уходила и не задавала лишних вопросов.
— Уходи, иначе я сейчас передумаю, разбужу весь дом и вызову полицию.
— Ухожу, ухожу. Меня уже нет! Я хотела только задать последний вопрос. Можно? — Я почувствовала, как к моему горлу подступил ком, и с трудом сдерживала себя от того, чтобы не разрыдаться.
— Только быстро, без соплей.
— А если мне вдруг срочно в Россию понадобится?
— А что тебе там делать? Кто тебя одну отпустит?
— Вдруг муж захочет съездить со мной в Москву? Как же я поеду без документов? Меня же не выпустят, я никуда не смогу улететь. Одним словом, если мне срочно понадобится паспорт, где я буду тебя искать?
— Не беспокойся, — все так же злобно усмехнулся Ахмед. — Я всегда буду рядом.
— Что значит — рядом? — От этих слов по моему телу пробежала судорога.
— Ну, что ты так испугалась? Даже если меня не будет рядом, ты всегда будешь ощущать мое присутствие. Я тебе еще надоем.
Последние слова окончательно добили меня, но я все же нашла в себе силы развернуться и пойти в спальню.
Вернувшись в комнату, я скинула халат и легла рядом с мужем, но вдруг увидела, что у Валида открыты глаза.
— Ты что, не спишь? — испугалась я еще больше. Первое, что пришло мне в голову, — муж уже давно проснулся и подслушал наш разговор с Ахмедом. Я жутко боялась, что Валид уже в курсе всего того, что произошло в туалете.
— Я только проснулся. Ты где была?
— В туалете.
— Валя, а я проснулся и подумал о том, что у нас с тобой не было брачной ночи. Иди ко мне, малышка. Покажи, как ты меня любишь.
Я никак не могла отделаться от мелкой нервной дрожи, которая пронзала меня всю изнутри и отдавала острой и ноющей болью в сердце. В голове с сумаcшедшей скоростью проносилась одна мысль за дсругой. Подумав о том, что мне сейчас придется доказывать Валиду свою любовь, я почувствовала еще большее головокружение и со слезами на глазах прошептала:
— Валид, что‑то мне нездоровится.
— Что с тобой? — тут же поинтересовался супруг.
— Ухо болит, — это было первое, что пришло мне на ум.
— Я буду осторожен и даже не прикоснусь к твоему уху. Я знаю, как это называется у вас в России.
— Ты о чем? — не поняла я Валида.
— Это называется супружеским долгом.
— Откуда тебе это известно? От русских туристок? Они тебе рассказывали об этом, когда ты был с ними в постели?! — Я почувствовала себя еще хуже.
— Валя, ты же знаешь о том, что до тебя я был очень плохой, но ты сделала меня хорошим. Я знаю очень много русских выражений, и это не значит, что я учился этому в постели с русскими женщинами. Не ревнуй, я не давал тебе повода. Я хочу, чтобы сейчас ты была со мной ласкова, добра и покорна. Ты моя жена, так что, давай исполняй свой супружеский долг, — рассмеялся Валид.
Только мне почему‑то было не смешно. Валид коснулся моего лица и тут же заметил:
— Ты опять плачешь. Это от счастья?
— От счастья, — кивнула я головой и вытерла слезы.
— Странные вы, русские. Люди всегда плачут от горя, а вы умеете плакать от счастья. Иди ко мне, малыш. Все хорошо. Я с тобой, и я люблю тебя.
После этих слов я почувствовала какой‑то необъяснимый порыв рассказать все своему мужу и попросить у него защиты и утешения. Мне было жутко от того, что мой паспорт находился у чужого человека, который теперь будет постоянно присутствовать в моей жизни и диктовать мне свои условия. И все же какое‑то подсознательное чувство меня останавливало. Я вдруг подумала о том, что если моим мужем был бы русский мужчина, то было бы больше вероятности, что он меня поймет и вытащит из того кошмара, в который я вляпалась. Но я не могла рассказать египетскому мужу о том, что я нечаянно убила его брата, пытавшегося меня изнасиловать, потому что понимала, что он вряд ли меня поймет, даст мне свою защиту и уж тем более оправдает.
Когда муж начал меня ласкать и склонять к близости, я принялась отвечать на его ласки, но подумала о том, что, если я не могу рассказать своему мужу о своей беде, значит, у нас с ним нет того редкого родства душ, которое должно быть между мужчиной и женщиной. Валид хочет меня, как интересную, соблазнительную женщину, но ему совершенно неинтересно, что творится у меня на душе. Ласки супруга становились все настойчивее. Несмотря на ту теплоту, которая исходила от Валида, я чувствовала тоску, горечь, и мне по‑прежнему хотелось плакать и плакать.
Я была одна в неизвестной мне, чужой стране, вся подавленная, несчастная и морально опустошенная. Поняв, что я больше не могу противиться ласкам своего мужа, я закрыла глаза, постаралась хоть на какой‑то короткий период времени откинуть все гнетущие меня мысли в сторону и всецело отдалась страсти, захлестнувшей меня. Все мысли в голове спутались, проблемы отошли на задний план, и наступило временное облегчение.
— Малышка, ты сегодня была какая‑то скованная, — прошептал на ухо муж. — Словно чего‑то боялась.
— Я боялась, что ты нечаянно надавишь на мое больное ухо.
— Любимая, я был осторожен. За твое ухо я уже попросил у тебя прощения, а ты все не можешь про это забыть.