Истовик-камень | Страница: 67

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Мыши закричали отчаянней и засновали вдвое быстрее: до жующих, перемалывающих зубьев осталась какая-то пядь.

Пса между тем подтащило туда, где в камне пола была вырублена канавка для нечистот. В забоях рабы справляли нужду кто где мог, но ворот – другое дело; его осматривают и чинят вольнонаёмные мастеровые, для них должен быть устроен удобный подход. Тиргей только начал шевелиться и понимать, что обвал их не зацепил, когда венн достиг канавки и, используя её край как опору, почти лёг навзничь в последней попытке остановить колесо.

Сперва ему показалось, что он взялся двигать стену. Его подняло и согнуло, как лук, он понял, что вот сейчас что-нибудь лопнет: или хребет, или жила во лбу, или кишка в животе… Он не сразу поверил себе, когда колесо начало замедлять ход. Вал затрясло, зубья шестерён застучали, заклацали: у голодного хищника отнимали облюбованную добычу. Чёрный самец зубами и лапками сгрёб сразу двоих последних малышей и, тяжело работая крыльями, взмыл с ними вверх. Зубья прожевали пустоту в том месте, где только что находились мышата, и наконец замерли. Колесо остановилось.

Оборвался нескончаемый скрежет, и венн услышал, как на другом конце ворота подал голос Тиргей.

– Теперь тебя, наверное, накажут… если руки в суматохе дойдут, – тихо выговорил аррант. – Но, во имя всех Богов Небесной Горы, как же правильно ты поступил, брат мой… как же правильно ты поступил…

Серый Пёс выпрямился и, ощериваясь от натуги, что было сил навалился грудью на ворот. Ему снова показалось, будто он пытался сдвинуть с места всю гору.

* * *

Каторга в Самоцветных горах давно прекратила бы своё существование, завершившись грандиозным бунтом и побегом рабов – если бы каждый из сотен надсмотрщиков не знал досконально свои обязанности и не исполнял их строго и точно. Причём именно там, где ему было велено назирать. Что бы ни произошло рядом, или на соседнем уровне, или под сопредельной горой…

Казалось бы, что такое не вовремя остановленный ворот? По сравнению со страшным обвалом, случившимся неподалёку?.. Мелочь, вряд ли стоящая, чтобы её замечать.

Действительно, четверо надсмотрщиков, отряженные в тот день наблюдать, чтобы не иссякло трудолюбие опасных, прикованных к рычагам, сами поначалу оглохли, ослепли и перестали понимать, на котором свете находятся. Но вот смолк грохот и гул, перестали сыпаться с потолка осколки камней, и выучка взяла своё. Кто-то заглянул в желоба, по которым струилась вода, вычерпанная колёсами. И увидел, что почти всюду она продолжала худо-бедно, но течь. И только один жёлоб оказался подозрительно пуст. Вместо потока, коему полагалось отступать от отметки на стенке не более чем на ладонь (уже за подобное оскудение рабов полагалось немедля пороть), виднелось чёрное осклизлое дно. По нему не катилось даже плохонького ручейка. Что такое? Рухнул крупный обломок и начисто сломал механизм?.. Убило рабов?.. Хотя нет, в этом случае колесо ещё долго вращалось бы само по себе…

Гадать и строить предположения надсмотрщики не привыкли. Если что-то идёт не так, как положено, следует немедленно выяснить почему. И, если требуется, примерно наказать виноватых. Трое из четверых сразу отправились взглянуть на ворот, с которого не поступала вода. Возле жёлоба уже никого не было, когда по нему, набирая силу, неровными толчками потёк возобновлённый ручей.

Первым в каменную яму заглянул надсмотрщик Бичета. Ворот оказался тот самый, где работали венн и аррант, и, что бы там у них ни произошло во время обвала, теперь всё выглядело почти как всегда. Колесо, хоть и медленнее обычного, но вращалось, поднимая тяжёлые черпаки и опрокидывая их в отверстие жёлоба; двое каторжников налегали на концы рычага. Когда над краем возник горящий факел и замаячили силуэты надсмотрщиков, они подняли головы.

– Почему останавливались? – рявкнул Бичета.

– Камень попал в шестерни, господин!.. – немедленно отозвался аррант. – Никак выбить не удавалось!..

– А-а, – протянул Бичета и уже отступил было прочь, удовлетворённый ловкой выдумкой Тиргея… И вот тут на арранта накатил роковой приступ кашля. Было ли тому виной непосильное напряжение, когда, невзирая на ругань и запреты Серого Пса, он ему помогал разгонять неподатливое колесо?.. Или он слишком громко ответил надсмотрщику, отчего и скрутил лёгкие безжалостный спазм?.. Никому уже не было суждено это узнать. Тиргея скрутило в три погибели, он почти потерял сознание и упал на колени, и цепь поволокла его по полу.

До сих пор на глазах у надсмотрщиков с ним такого не происходило, ибо впрягаться в работу Пёс ему давно уже не позволял, а приближение чужих шагов слышал издалека. Да и пристально Тиргея никто не рассматривал…

И вот – случилось.

– Этот больше не работник, – покачал головой Бичета. Он был опытен и мог отличить временное нездоровье крепкого раба от воистину последней болезни. Он деловито добавил: – Надо заменить.

Заменить!.. Как ни худо было Тиргею, он расслышал эти слова. Они отдались высоко под сводами пещеры и породили эхо, метнувшееся между стен. Заменить!.. Для каторжника это был приговор. Того, кто перестал быть работником, путь ожидал очень короткий. Его добивали – и «одрина» увозила тело в отвал.

А на освободившееся место ставили другого раба, покрепче. Ещё не слишком изношенного неволей…

Все те месяцы, что они с венном провели здесь, у ворота, Тиргей предвидел – однажды именно так с ним и произойдёт. Ему казалось, он успел даже примириться с подобной судьбой…

О Боги Небесной Горы!.. Как же он ошибался!.. Как закричало о жизни всё его существо!..

– Я добью? – спросил Бичету второй надсмотрщик, помоложе, ретивый в делах, от которых воротили нос даже видавшие виды старожилы рудника. Его звали Волк.

Бичета кивнул.

Рассказывали, будто в давно прошедшие времена каторжников, приговорённых к замене, попросту вели на отвалы – и удар тяжёлой быстрой дубинки настигал их уже там. Но скоро выяснилось, что вытаскивать на поверхность мёртвое тело куда менее хлопотно, чем выводить смертника. Даже еле шевелящегося, как Тиргей. Иные, в ком дух умирал раньше тела, шли безропотно и умирали без звука. Но другие являли столь внезапную и яростную волю если не к жизни, то к мести, что именно из-за них некогда было решено больше не рисковать. Волк пинком сбросил вниз верёвочную лестницу и ловко соскочил в яму.

Тиргей, не сводя с него глаз, силился подняться с колен и что-то тихо кричал. Для Бичеты и остальных это был бессвязный крик обречённого смерти и сознающего неотвратимый конец. И только Серый Пёс расслышал:

– Нет, брат мой!.. Нет!.. Ты ещё сможешь… выйти отсюда… прощай…

Венн так рванул цепи, что поколебались здоровенные зубчатые костыли, глубоко всаженные в бревно. Летучие мыши с тревожными криками носились над самыми головами людей. Надсмотрщик Волк рассмеялся, взял арранта одной рукой за волосы, второй – под подбородок… и точным коротким движением сломал ему шею. Равнодушно, без ненависти и злобы. «Заменить!» Самое обычное дело… Серый Пёс ощутил, как взвивается из потёмок души и окутывает весь мир багровая пелена. Он вновь рванул цепи, и один костыль вылетел. Каким-то краем сознания он даже чуть удивился, насколько легко это ему удалось.