— Она психиатр.
— Что?
Ему не удалось скрыть удивление в голосе. Так эта сердитая, колючая женщина была… Да иди ты, быть не может!
— Ну, об этом она не упоминала, — сказал он. — Но если она действительно психиатр, то ей не положено говорить о своих пациентах с кем бы то ни было, так что…
— Я не ее пациент. Просто иногда прихожу к ней.
— Ясно.
Гарри заметил, что кивает, как будто действительно все понял. Хотя на самом деле все было абсолютно не так.
— Вы наш новый викарий?
Наконец-то знакомая территория!
— Да, — сказал он. — Меня зовут Гарри. Если официально, то преподобный Лейкок, хотя очень немногие люди называют меня так. Думаю, все должно быть коротко. А вы, значит…
— Разве Элис не рассказывала вам обо мне?
— Элис?
Он не узнавал себя. Может, его мозги решили устроить себе выходной?
— Элис Флетчер. Из нового дома.
Что-то начинало проясняться.
— Так вы Джиллиан? — спросил он.
Девушка кивнула.
— Она действительно рассказывала о вас. Я очень сочувстную вашей потере.
Лицо девушки как-то сжалось, стало меньше, губы почти исчезли.
— Благодарю вас, — сказала она. Ее взгляд соскользнул с его лица и устремился куда-то за его левое плечо.
— Как вы справляетесь с горем? — спросил Гарри.
Джиллиан сделала глубокий вдох, глаза ее расширились, мгновенно потеряв концентрацию. Дурацкий вопрос. Никак она не справляется. И еще она, наверное, собиралась спросить у него, почему Бог забрал ее ребенка. Почему именно ее, из всех детей на земле? Вот сейчас спросит…
— Я как раз собирался заварить чай, — быстро сказал он. — У меня в ризнице есть чайник. Присоединитесь ко мне?
Джиллиан секунду смотрела на него непонимающим взглядом, словно в ее жизни чай был чем-то из ряда вон выходящим, потом все-таки кивнула. Он повел ее через руины церкви аббатства по выложенной плитами дороге в сторону церкви Святого Барнабаса, по дороге пытаясь вспомнить все, что рассказывала ему Элис.
Джиллиан — не то Робертс, не то Роджерс, он точно не помнил — потеряла дочь во время пожара в доме три года назад. Все свое время она проводила за тем, что бродила по торфяникам и улицам старого города, словно привидение. Элис встретила ее среди развалин аббатства и пригласила на кофе. Со стороны Элис это был добрый, импульсивный и не слишком разумный поступок. Джиллиан приняла приглашение и просидела у нее большую часть утра. Она без энтузиазма откликалась на попытки Элис поддержать разговор, а в основном просто сидела и следила за тем, как играют дети.
После осеннего солнца в церкви было прохладно и сыро.
— Вы сами убираете здесь? — спросила Джиллиан, когда они шли по проходу между скамейками.
— К счастью, нет, — ответил Гарри. — Епархия организовала бригаду профессиональных уборщиков. Они только что закончили работу. Я только разбираюсь со шкафами, выясняю, что где лежит, и привожу здание в порядок. Элис с детьми мне помогает.
Гарри толкнул дверь в ризницу и пропустил Джиллиан вперед. Ему следовало бы завести здесь пару стульев, возможно, небольшой стол. Чайник был еще теплым. Он как раз включил его, когда услышал, как та женщина кричит… Пока он искал чашки и пакетики с чаем, вода закипела снова. Он налил кипяток, чувствуя, как Джиллиан нерешительно топчется у него за спиной, и, не спрашивая, добавил в него молоко и сахар. Ей явно не помешает ни то ни другое. Сегодня Элис принесла ему большой пакет шоколадного диетического печенья. Благослови ее Господь!
Он подал чашку Джиллиан. Она попыталась взять ее, но ее какие-то бесцветные руки отчаянно тряслись. Кожа на запястьях была крест-накрест испещрена беспорядочными старыми шрамами. Она заметила, что он увидел их, и покраснела. Он убрал чашку и протянул Джиллиан печенье.
— Пойдемте присядем, — предложил он, и они снова вышли в главный зал.
Гарри сел на переднюю скамью места для певчих. Она последовала его примеру и наконец почувствовала себя достаточно уверенно, чтобы взять у него горячий напиток. Он с удовольствием отхлебывал чай. Работа эта — уборка в церквях, спасение сквернословящих психиатров и утешение убитых горем прихожан — вызывала жажду. Если все будет продолжаться в том же духе, к заходу солнца он доберется и до вина для причастия.
— Я не пью уже восемь дней, — сказала Джиллиан.
В первый момент он не совсем ее понял. Ну конечно, Элис говорила, что она обращалась к врачу, что он направил ее в группу поддержки для алкоголиков и к психиатру, специализирующемуся на семейных проблемах. Каковым, безусловно, и была женщина, с которой он встретился. Доктор Оливер.
— Молодец! — похвалил Гарри.
— Я чувствую себя лучше, — сказала Джиллиан. — Нет, правда. Доктор Оливер дала мне какие-то таблетки, чтобы я лучше спала по ночам. Я уже столько времени не могла нормально заснуть.
— Я рад слышать это, — ответил Гарри. Он сидел с самым терпеливо-заинтересованным выражением на лице и ждал, что она скажет дальше. — А есть в вас вера, Джиллиан? — спросил он, когда сообразил, что она больше ничего говорить не собирается. Иногда лучше без обиняков перейти к главному.
Она внимательно смотрела на него, как будто не вполне поняв вопрос.
— Вы имеете в виду, верю ли я в Бога? — наконец спросила она.
Он кивнул.
— Да, именно это я и имел в виду. Потеря любимого человека — очень тяжелое время для каждого. И большое испытание даже для самой сильной веры.
Ее снова затрясло. Сейчас она обольется чаем. Он протянул руку, взял у нее чашку и поставил на пол.
— Ко мне кто-то приходил, после того как все это случилось, — сказала она. — Священник. Он сказал, что Хейли сейчас на небесах, и что она счастлива, и что это должно утешать меня. Только как же она может быть счастлива без меня? Она же там совсем одна. Ей два годика, и она совсем одна. Вот это я никак не могу взять в толк. Ей должно быть там так одиноко!
— А вы уже теряли кого-нибудь из близких, Джиллиан? — спросил он. — Ваши родители живы?
Она казалась озадаченной.
— Мой отец погиб, когда я была еще маленькой, — ответила она. — В автомобильной катастрофе. И еще у меня была младшая сестра, которая умерла очень давно.
— Простите. А как насчет дедушек и бабушек? Они у вас есть?
— Нет, они все уже умерли. А какое все это имеет…
Он наклонился и взял ее руки в свои.
— Джиллиан, есть проповедь, которую часто читают на поминальных службах. И вы могли ее слышать. Написал ее один епископ более ста лет назад, и в ней смерть любимого человека сравнивается с тем, как если стоять на морском берегу и смотреть вслед уплывающему за горизонт прекрасному кораблю. Вы можете представить себе такую картину: синее море, красивый корабль из резного дерева, белые паруса?