Ретт окинул взглядом картины, развешенные по стенам кабинета. Почти десяток различного размера окон в мир, больших и малых, каждое будто выходит в свою эпоху, за каждым свои люди, свои чувства, свои истории.
Батлер поморщился. У него появилось чувство, будто он ходит под чужими окнами и подглядывает, что делается в домах незнакомых людей. Он перевел взгляд на стол. Там стояла коробка дорогих сигар. Ретт достал одну, серебряными ножничками откусил кончик и вставил сигару в рот. Потом он потянулся за подсвечником, но его взгляд упал на часы, стоявшие тут же на столе чуть поодаль. В следующую минуту Батлер тяжело вздохнул и вынул сигару изо рта.
Дело в том, что у Ретта стало пошаливать сердце. Он почти полностью отказался от спиртного, перестал много курить. Батлер лишь позволял себе теперь выкурить не более одной сигары каждые два часа, да и то только во второй половине дня.
Теперь время для очередной сигары еще не пришло. Ретт невесело улыбнулся. Его самого порой смешили эти приступы педантичности, эти привычки старого одинокого человека, развившиеся в нем в последнее время. Что поделаешь? Это как будто выход энергии, которую некуда девать.
Энергия женатого человека выходит на супругу. Именно в общении с ней он отдыхает, даже когда ссорится. Жизнь же со Скарлетт была сплошной борьбой. С ней никогда не было скучно. Чтобы высчитать мотивы ее поступков, Ретту частенько приходилось напрягать свою интуицию и знания женской психологии до предела. Она постоянно держала Батлера в приятном напряжении. Хотя, надо отдать ему честь, он очень часто разгадывал ее действия раньше ее самой. Она была для Батлера и женой, и ребенком, и даже кошкой. Зеленоглазой пушистой кошкой, с которой Ретт так любил играть в «кошки-мышки». Правда, порой эта игра становилась слишком жестокой… Зачем он так мучал ее?! Неужели он действительно тогда считал, что какой-то горностай может заменить ему жену?! Ему казалось, что сердце опустело навсегда, что в этом драгоценном сосуде пробита такая незаживаемая брешь, что там уже никогда не возникнет ни капли терпкого, восхитительного вина, которое называют любовью. Ему казалось, что все кончено. Он не дал своему сердцу труда возродить любовь к жене, которая, как ему казалось тогда, кинулась к нему только потому, что разочаровалась в Эшли. Если бы он дал волю доброте, оставшейся в его душе к Скарлетт, то счастье могло быть достигнуто на столько лет раньше!.. Какой же он был дурак! Столько лет ждал, чтобы душа Скарлетт проснулась, а когда это случилось – не разглядел, оттолкнул самую дорогую, самую любимую женщину. Оставил ее блуждать в холодном тумане недостижимости счастья…
Как он мог думать, что человек – это какой-то неподвижный, застывший объект, который не меняется со временем? Сколько раз после Скарлетт своей жизнью доказала ему, как он был неправ! Кто бы мог подумать, что кокетливая своевольная девчушка станет главой семьи в родительском доме после смерти матери и отца, превратится в сильную, мужественную, временами грубую и бесцеремонную женщину. И как такая Скарлетт с манерами, временами напоминающими манеры гулящей, могла превратиться в крестьянку, а потом чуть не стала графиней и покорила Дублин, став наконец-то настоящей леди? Она всю жизнь озадачивала Ретта, и, может быть, поэтому он любил ее больше всего на свете.
* * *
Батлер вздохнул и придвинул к себе толстую книгу, раскрытую на первой странице. Некоторое время он пытался сосредоточиться. Но потом с досадой отодвинул книгу в сторону: чтение не шло.
Мысли Батлера вернулись к злополучной картине. Полотно было написано еще до гражданской войны между Севером и Югом, во времена его детства. Скарлетт тогда, скорее всего, на свете еще не было – ведь Ретт был старше ее на семнадцать лет. Как можно было пройти мимо такой картины?
Батлер схватился руками за голову. Нет, это еще можно исправить!
Вспомнив, что в художественном салоне «Блу Арс» также есть телефонный аппарат, Батлер лихорадочно снял трубку.
Телефонистка моментально сказала на ухо Ретту свое вежливое: «Алло!» Ретту нравился ее молодой голос. Он начал уже запоминать голос этой телефонистки, незнакомая девушка в его представлении почему-то должна была быть похожа на его родную дочь Кэт.
Батлер сдержанно попросил девушку соединить его с кем-нибудь из владельцев «Блу Арс».
– Минутку! – попросила телефонистка.
Скоро в трубке что-то щелкнуло и уверенный мужской голос произнес:
– Художественный салон «Блу Арс»! Чем могу быть полезен?
Батлер попытался угадать, вспомнить по голосу, с кем он разговаривает: с молодым антикваром или с его старшим компаньоном? Так ничего толком и не вспомнив, Ретт произнес в трубку:
– Уважаемый мистер, вас беспокоит Ретт Батлер! Да-да, Ретт Батлер, у которого вы сегодня были. Мой привратник еще у вас?
Ретт почувствовал неловкость и даже стыд из-за того, что ему сейчас придется взять свои слова назад. Ведь утром он так рьяно отказывался от картины.
Однако он тут же решил, что будет говорить, не обращая внимания на свои чувства, о которых собеседник мог и не знать.
– Это Моринд, сэр! – ответил голос в трубке. – О каком привратнике вы говорите?
Но вообще-то, мало ли что взбредет в голову старому самодуру! Подумав так о себе, Батлер немного повеселел.
– Вы спрашиваете, какой привратник? Тот, который принес вам картину! Да, ту самую, которую я отказался приобрести у вас сегодня утром. Что вы говорите? Он уже ушел?
Ретт потер лоб.
– Жаль! – произнес он. – Очень жаль! Не хотелось бы вас затруднять и говорить, чтобы вы послали ее снова мне… Что? Да, да! Я решился ее приобрести! Вы рады?
Собеседник Батлера на другом конце провода стал говорить очень быстро и громко. Ретт даже немного отнял трубку от уха.
– Что вы говорите? – повторил Ретт. – Вы продали ее? Когда?
У него опустились плечи.
– Невероятно! – сказал сам себе Батлер. Они уже продали картину!
Забыв от изумления даже попрощаться с хозяином салона, он опустил трубку на рычаг.
* * *
Назавтра, как только Ретт Батлер зашел в свой кабинет, раздался телефонный звонок. Батлер подумал, что это звонит Николсон. Ретт недавно позволил уговорить себя вложить кругленькую сумму в одно предприятие, обещающее солидный барыш. Теперь молодой управляющий названивал ему по утрам, извещая, как идут дела.
Однако это оказался Лино Аури, новый адвокат Ретта Батлера. Аури извинился за ранний звонок.
– Что случилось, уважаемый Лино? – обеспокоенно спросил Ретт.
– Это нетелефонный разговор, – извиняющимся тоном произнес Лино. – Знаете, если вы не против, я сейчас приеду…
– Хорошо! – ответил Батлер. – Жду вас!
Ретт положил трубку и прошелся по кабинету. На полотнах, развешенных по стенам, Батлер видел все те же сюжеты, но утром они выглядели гораздо привлекательнее, чем вечером. «Как и живые люди, – уныло подумал Ретт. – Члены семьи… Все зависит от настроения человека! Можно по-разному видеть картину, и это зависит только от твоего настроения, а когда смотришь на живого человека – тогда и от его настроения также…»