Book.

— Книгу посылаю в Норильск — просит одна учительница. Авиапочтой.

— Учительниц много по стране, — опять ворчит Екатерина Семёновна, — всем за свои деньги книги посылать. — А сама опять весело ставит штемпель на бандероль. — Ох, поясница моя несчастная. А знаете, в журнале «Здоровье» было напечатано, что от радикулита помогает танго. Танцуйте танго, перегибайте поясницу назад, избавитесь от боли.

— Как замечательно, — оживляется писательница, — сразу и настроение исправите, и болезнь пройдёт. Что же вы, Екатерина Семёновна, не танцуете танго? В такие вещи надо верить. Обязательно.

— Я бы танцевала, — вдруг засмущалась Екатерина Семёновна. — Мотива ни одного не помню. Танго молодая танцевала, а теперь не помню. Без мотива танцевать не будешь, правда?

У Екатерины Семёновны морщины, коротенькие коричневые волосы завиты в мелкие кудряшки. Екатерина Семёновна кажется Симе похожей на добрую овцу.

А писательница говорит:

— Как же не помните? Когда мы были молодыми, мы танцевали танго «Дождь идёт». Ещё были «Брызги шампанского», но ту мелодию я не вспомню сейчас. А «Дождь идёт» — пожалуйста.

И писательница вдруг начинает петь, прямо тут, на почте. У неё нет голоса, а слух так себе, но она поёт:

— «Дождь идёт, идёт. Дождь идёт весной. Рано нам грустить с тобой».

Она расстегнула шубу и дирижирует авторучкой.

Сима сдерживается, чтобы не прыснуть, — вот чудачка!

А Екатерина Семёновна, прижав к себе упакованную коричневую бандероль, танцует танго там, за барьером. Места совсем мало, но она делает мелкие шажки, перегибается назад, потом повороты и снова мелкие шажки. Она танцует танго «Дождь идёт».

«Две чудачки, — думает Сима, — обхохочешься». И тут она вдруг взглянула на их лица. У писательницы такое лицо, какого не было раньше никогда. Раскрыв глаза, Сима глядит на помолодевшую в одну минуту писательницу. А Екатерина Семёновна? Поразительно — у неё точно такое же выражение лица. И ни при чём здесь её радикулит — она танцует танго своей молодости. И нисколько Екатерина Семёновна не похожа на овцу — красивый лоб, красивые глаза, и кудряшки вполне симпатичные.

Сима ещё не знает, что любые лица хорошеют от светлых воспоминаний, а воспоминания юности всегда светлые, даже если жизнь была трудной.

Танго на почте. Чудачки? Может быть. Но у них в глазах настоящие чувства — радость, печаль, грусть о прошедшей молодости.

Писательница самозабвенно поёт:

— «Дождь идёт, идёт, дождь идёт весной. Рано нам грустить с тобой». — Несколько раз она повторяет всё одни и те же слова. Дальше, наверное, не помнит и поёт: — Ра-ра-ра-ра-ра-ра-ра! Мы с вами одного возраста, Екатерина Семёновна.

— Что вы! Я постарше!

— Не принципиально. У нас одно поколение. До войны мы с вами были детьми, в войну стали взрослыми.

— Не говорите! Пойте!

— «Дождь идёт, идёт, дождь идёт весной!»

Екатерина Семёновна перестала танцевать, отдыхает, тяжело дышит. Лицо красное и счастливое.

— «Утомлённое солнце» тоже помните?

— А как же, конечно! «Утомлённое солнце» тоже было наше танго! — И опять запела, не стесняясь: — «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось, в этот час ты призналась, что нет любви».

И Екатерина Семёновна во весь голос поёт вместе с писательницей: «Утомлённое солнце нежно с морем прощалось».

Сима не просто слушает, она с большим волнением впитывает всё это. Она многого не понимает. Почему писательница говорит: «Наше танго», «Наша молодость», «Наше детство»? Разве они выросли вместе с Екатериной Семёновной? Может быть, жили в одном дворе?

Сима ещё не знает, что это такое — люди одного поколения. Совсем не обязательно, чтобы они жили в одном дворе, даже — в одном городе. Но у них общие воспоминания, общие танго, общая юность. А главное, они пережили войну. Обе.

И вот теперь поют своё, дорогое им, «Утомлённое солнце».

Хмурый старик с трудом открывает тяжёлую дверь почты. Некоторое время он молча стоит на пороге, но Екатерина Семёновна не замечает его. Она вся во власти «Утомлённого солнца». Сима ждёт: что на это скажет старик? А старик почему-то снимает ушанку и так стоит. А потом начинает тихо подпевать, и у него светлеет лицо.

В этот вечер Сима быстро разнесла все газеты. Почему-то не было письма невесте, и Сима подумала: «Что же ты, Володечка?» Ох и расстроится сейчас невеста. Но потом подумала Сима: «Армия — это армия. Значит, некогда ему было написать». А невеста в роскошном зелёном платке с малиновыми цветами, конечно же, поджидала у почтовых ящиков.

— Ну? Ну? Сима! Неужели нет письма?

У невесты рот кривится, как у Вали Шушуновой, когда Катя Звездочётова её не принимает в игру.

— Чего расстраиваться? — говорит Сима. — Армия это армия. Не всегда есть время невестам письма писать. Завтра принесу.

Невеста — солёное тесто медленно уходит наверх, не шлёпают её тапки. А такие весёлые всегда тапки! Что же ты, Володечка? Ты уж как-нибудь постарайся.

Последние пять газет — в шестнадцатиэтажку.

Сима бежит через двор, сиреневый сегодня вечер. И совсем скоро весна.

— Сима, ты что здесь делаешь?

Катя Звездочётова идёт из булочной, несёт обломанный батон, жуёт на ходу, как обычно. Такая привычка у Кати Звездочётовой — обгрызать хлеб на улице.

— Гуляешь, что ли? А-а, знаю — ты меня встречаешь.

Рада? Нет, насмехается. «Вот дурочка, — думает, — делать этой Симе нечего, выбежала в чужой двор, чтобы увидеть свою королеву. В школе не нагляделась».

Катя высокомерно, по-королевски, повторяет:

— Меня встречаешь?

Симе хочется покорно наклонить голову, промолчать. Она так привыкла подчиняться Кате Звездочётовой. Но почему-то она не наклоняет покорно голову. Она говорит:

— Нет, я тебя не встречаю. Зачем мне тебя встречать? Я разношу вечернюю почту.

А что дальше?

А вот что. Сима спешит к шестнадцатиэтажному дому, окна светятся, там ждут газет.

Катя Звездочётова удивлённо пожимает плечом и не знает, что сказать. Это бывает с Катей очень редко. Может быть, вообще никогда не было и теперь случилось в первый раз.

Постояла Катя Звездочётова в пустом дворе, поглядела на сиреневое небо, на троллейбус, проехавший бесшумно за чёрными деревьями. Потом медленно пошла домой и весь вечер думала, что произошло с Симой? Почему она перестала быть покорной? Как это может быть — была подругой, а теперь? И не знает ещё Катя Звездочётова, что не была ей Сима подругой и Мальвина — не была. Подруги — это те, кто тебя любит, доверяет тебе, рад тебе. А те, кто тебя боится, те, кого ты подмяла своим сильным характером, — какие же они тебе подруги? Но Катя ещё не нашла ответа. Она найдёт его, конечно, найдёт. Для этого нужно время. А пока она сидит дома, мучительно думает: «Что произошло с Симой?»