Маркиз едва мог поверить в такую удачу.
С первой минуты знакомства со своим учителем арабского языка маркизу стало ясно, что это действительно весьма культурный и образованный человек.
Отплытие пришлось задержать на день, потому что арабу надо было собрать вещи.
Маркиз послал телеграмму Бертону, извещая его о том, что будет держать с ним связь через британское консульство в Адене.
Маркиз понимал, что в Южной Аравии больше нет места, где могут принять телеграмму.
Посол пригласил его отобедать, и из беседы с ним маркиз узнал об Аравии много такого, чего не знал прежде.
На следующий день он вернулся в Каир со своим преподавателем.
Едва они поднялись на борт «Морского Ястреба», маркиз принялся за изучение арабского языка с таким рвением, которое удивило бы его лондонских друзей.
Язык оказался не таким сложным, как боялся маркиз.
В то же время он понял, что на его изучение потребуется гораздо больше времени, чем он думал сначала.
Тем временем яхта миновала Суэцкий канал, который был вырыт за девять лет до этого, и вошла в Красное море.
Когда они достигли Джидды — ближайшего к Мекке порта, — маркиз убедился, что правильно сделал, послушав совета Бертона плыть дальше.
Один лишь зной сделал бы смертельными для маркиза сто тридцать миль, отделяющие побережье от Священного Города.
Маркиз был достаточно осторожен, чтобы не показать своему учителю, что особенно интересуется Меккой.
Все свободное время он посвящал изучению не только языка, но также обычаев различных народов и племен.
Познания Абдула Рая в этой области были необычайно обширны.
Он был вполне доволен предложением маркиза отправиться в Кану.
Там Абдул собирался сесть на корабль, который доставил бы его в Маскат.
Или же он мог присоединиться к каравану, возвращающемуся за новым грузом ладана в Дофар.
Маркиза весьма заинтересовала книга, которую ему подарил Бертон, и поэтому он искал другие труды, посвященные той же теме.
Раньше он обо всем этом и понятия не имел и теперь хотел узнать побольше о торговле благовониями.
Он с интересом узнал, что в римском мире ладан применялся в обрядах сожжения умерших.
Он прочел, что Нерон на похороны своей супруги Поппеи истратил столько ладана, сколько его собирали в Аравии за год.
И все же твердое намерение достичь Мекки не покидало его, и это было важнее всего остального.
Маркиз полагал, что хадж, предпринятый им, не только станет ответом на притязания Эстер, но и возвысит его в собственных глазах.
За время плавания по Средиземному морю маркиз, возможно, впервые за много лет взглянул на себя со стороны и не был в восторге от того, что увидел.
Он понял, как понял еще раньше Руперт, что впустую растрачивал время на женщин, которые иногда и способны разжечь в мужчине огонь страстей, но не дают никакой пищи для его души.
В этом смысле Эстер с ее неземной красотой, по сути, ничем не отличалась от прочих красавиц.
Он истратил на них уйму времени, не говоря уже об огромном количестве денег.
Попытка Эстер навязать ему чужого ребенка оскорбляла его и приводила в бешенство.
И все же маркиз был достаточно честен, чтобы признать, что рано или поздно что-то подобное неизбежно произошло бы.
И корень зла был не только в Эстер, но и в нем самом.
»Как я мог быть настолько наивным, — сердито спрашивал себя маркиз, — чтобы доверять ей и, расставаясь с ней, надеяться на ее порядочность?»
Тот же самый вопрос он задавал себе, еще когда «Морской Ястреб» боролся с бушующим морем в Бискайском заливе, и ярость его вздымалась, подобно зеленым волнам, обрушивающимся на яхту.
Потом он сказал себе, что Эстер не стоит его гнева и он сам во всем виноват.
Маркиз понимал, что на самом деле к настоящему времени он уже должен был бы жениться и жить с семьей, заняв свое законное место не только при дворе, но и в графстве, как в свое время его отец.
Однако, зная себя, он отдавал себе отчет в том, что любая из юных прелестниц, которых его родственники считали возможными претендентками на роль маркизы Энджелстоун, наскучила бы ему через пару недель Маркиз знал, что в аристократических семьях деньги всегда достаются старшему сыну, который наследует титул и поместье.
А младших, как правило, отправляют в привилегированное частное учебное заведение и потом — в университет.
Но судьба девочек в этом смысле была гораздо менее завидна: за редким исключением их учили гувернантки, чьи знания лишь немногим отличались от их собственных.
В результате девушка приобретала изящные манеры и умение хорошо одеваться, но ее ум совершенно не развивался.
Все ее интересы и все умение вести беседу сводились к бесконечному пересказу сплетен.
»Как избежать участи жить с такой женой?»— думал маркиз.
Ответ был очевиден, и он в очередной раз дал себе слово никогда не жениться.
Однако жить без женских чар и обаяния невозможно, и маркиз легко поддавался на уговоры искушенных в любви красавиц высшего света.
Как правило, это были замужние женщины или вдовы, абсолютно непохожие на неискушенных, застенчивых и неуклюжих девиц, которых маркиз не раз встречал на своем пути, хотя и избегал.
Эстер открыла ему глаза на опасности, с которыми можно столкнуться, имея дело с вдовой.
А в прошлом маркизу не раз приходилась проявлять осторожность и изворотливость, чтобы не возбудить ревности в чьем-нибудь муже.
Оскорбленный джентльмен, безусловно, вызвал бы его на Дуэль, а дуэли были запрещены королевой.
И все же лучше запрещенная дуэль, чем шантаж со стороны Эстер.
— Будьте прокляты женщины! Будьте прокляты все женщины! — восклицал маркиз, пока «Морской Ястреб» нес его по Средиземному морю.
И теперь, изнывая от жары в Красном море, он говорил то же самое.
Маркиз даже не ожидал, что книга, которую Ричард Бертон ему подарил, произведет на него такое впечатление.
Он читал о волшебных свойствам ладана и о том, что Моисей верил, будто его воскурение способно отвести Божью кару.
Он узнал, что впервые ладан упоминается в древнеегипетской «Книге Мертвых»в качестве средства, гарантирующего благополучный переход в мир духов.
Читая эту книгу, он все яснее понимал, зачем Ричард Бертон подарил ее ему.
Хотя из других книг маркиз тоже почерпнул немало полезного, он снова и снова возвращался к «Духам богов».
Ему казалось, что он вновь чувствует аромат ладана, знакомый ему по католическим церквам, только теперь этот запах приобрел для него совершенно иной смысл.